Глава 8. И была дарована воля

06 июня 2020 01:43

138

0

Книги о Белорецке и р-не Белорецк - страницы истории

Главный редактор

И БЫЛА ДАРОВАНА ВОЛЯ

   «Необходимость уничтожения крепостного права чувствовалась уже не только теми, которые физически и психически не могли этого чув­ствовать, то есть крестьянами, но и самими владельцами. Тот же Ев- реинов пишет в гл. 8 своей записки: «уничтожение взаимно-обяза­тельных отношений людей к владельцам, уничтожив всякие уроки и определенные платы и пособия, развяжет, так сказать, руки к измене­нию всех помянутых несообразностей». И в соответствии с этой мыс­лью он уже начинает применять принцип свободного труда.

   Но не будем долго останавливаться на выяснении необходимости освобождения (кто и как в этом убеждался). Так или иначе, а в час ночи на 18 марта 1861 года в Авзяно-Петровске был получен мани­фест 19 февраля. Препроводительное предписание предлагало торже­ственно огласить манифест в церкви немедленно, не ожидая воскрес­ного дня, так что, надо полагать, ровно через месяц после выхода, то есть 19 марта, манифест был объявлен в Авзяне.

   Когда это событие совершилось на других заводах - сведений нет, но препроводительное предписание настойчиво рекомендовало предварительное соглашение духовенства с полицией. И недаром, поли­ции пришлось тоже потрудиться. Манифест указывал на необходи­мость составления уставных грамот с указанием количества земли, переходящей крестьянам и о других взаимоотношениях. Из этих ус­тавных грамот мы видим, что крестьяне отказывались принимать и заявляли о своем намерении ждать до 10 февраля 1863 г., когда от царя выйдет новый манифест с распределением земли, уже оконча­тельным, которую они примут. Еще до манифеста ходили среди насе­ления подпольные издания - листки и книжки, с советами не брать земли. Как говорят местные старожилы - участники тех событий, дес­кать, это «работа» поляков. Но скорее всего можно объяснить это не­желанием связываться с выкупными платежами и недоверием к по­мещикам, боязнью закабалить себя.

   В Авзянах управляющий Образцов вел переговоры с крестьянами только через доверенных лиц, на ночь окружал себя стражей, ходил даже днем с оружием и, сверх того, жаловался на великую опасность от грубых и дерзких крестьян. В конце концов, даже земский исправ­ник вынужден был рапортовать губернатору о том, что управляющий сам создает атмосферу мнимой опасности и сам вызывает крестьян на грубости, «хотя крестьяне оказались далеко не такими преступни­ками», но исправник «для поддержания престижа власти наказал роз­гами 5 человек виновных в беспорядках 5 мая и 3 человека, отгова­ривавших от подписания уставной грамоты в присутствии исправни­ка. Оставил повзводно роту в Верхнем и Нижнем Авзянах».

   Но исключение все-таки было - это Кагинский завод. Здесь устав­ная  грамота крестьянами принята с соответствующей помпой, с бла­годарственным молебном, поднесением хлеба-соли владельцам и пр. Здесь даже условились в будущем менять по взаимному соглашению редакцию уставной грамоты.

  Хорошо или плохо, но факт совершился: крепостной труд отошел в область исторических воспоминаний». (13).

***

   «19 февраля 1861 года наконец-то был опубликован царский ма­нифест, которым Александр II отменял крепостное право в России. Казалось, что теперь все станет на свое место, все будет ясным. На самом деле все оказалось не ясным - половинчатым. Крепостные по­лучали свободу от господ, но оставались без земли, без средств к существованию.

   На Белорецких заводах манифест зачитывали крепостным рабо­чим с опозданием чуть ли не в полтора месяца. Рабочих собирали на заводских дворах, проходных и на площади перед зданием недавно построенной поселковой управы.

   Вместо радости и ликования манифест вызвал всеобщее недоуме­ние, глухой ропот, а потом и открытое возмущение. Рабочие многого не понимали. Требовали разъяснений, а разъяснения никто не давал. Одно рабочие твердо поняли: они получили свободу «от барина», но одновременно лишились земли, лишились всех средств к существо­ванию.

   Вопрос же об оплате за труд на заводе оставался совсем неясным. Неужели останутся прежние гроши? Поскольку разъяснение не дали, рабочие заволновались. На работу выходили, но фактически не рабо­тали. Собирались толпами то в одном, то в другом цехе. Громко и азартно обсуждали создавшееся положение. Однако решить ничего так и не могли.

   Время шло - заводы не работали. Не работали и все соседние заво­ды. На Белорецкий завод зачастили различные комиссии - из Орен­бургской губернской управы, из Екатеринбургской горной управы, из Петербурга - от опекунского совета, из Верхнеуральской уездной уп­равы. На этот раз все комиссии уговаривали рабочих перестать вол­новаться и приступить к нормальной работе.

   Начальство больше всего беспокоило, что подходит время весен­него сплава, а работа стоит. Завод не готов к сплаву, а если не сплав­лять готовую продукцию - заводы останутся без денег. Это больше всего страшило опекунский совет и заводскую администрацию. При­няли решение: пойти на большой риск и по своей инициативе сделать рабочим ряд уступок.

   Так, опекун завода капитан Ренев от имени опекунского совета обещал рабочим временно на три года оставить за рабочими земель­ные наделы, которыми они пользовались, и пока не брать с них арен­дную плату-за пользование этими наделами. Одновременно приехав­шее начальство сделало заявление, что в ближайшее время последует государственная Уставная грамота, которая внесет ясность во все не­ясные вопросы. Получив такие обещания, рабочие несколько успоко­ились и перед самым сплавом приступили к работе. 

   Заводы не работали почти месяц. За это время произошло одно событие, которое тоже сильно взволновало рабочих. Крепостной труд отменен, теперь пришло время рассчитаться за все жестокости и звер­ства крепостного управляющего Галанина, спросить с него за все издевательства над людьми.

  Но Галанин скрылся. Как только зачитали манифест, он не стал до­жидаться результатов обсуждения, забрал свою семью, присвоенные капиталы и скрылся в неизвестном направлении.

   Опекун завода, раньше времени растолстевший и обрюзгший ка­питан Ренев, был ленивым и неповоротливым человеком. Как адми­нистратор он был слаб. Но больше всего он боялся прямого общения с рабочими. Поэтому, как только выяснилось, что Галанин сбежал, Ренев немедленно назначает «верховым» завода приказчика Оголи- хина Михаила Карпыча, одновременно обязав его временно испол­нять обязанности управляющего заводами.

   Это был очень неудачный выбор. Как кричный мастер, он был пре­красный специалист, но обладал пристрастием к вину. Став «верхо­вым» и даже управляющим, он перестал стесняться. Ежедневно на работу выходил нетрезвым. Напивался и на работе. Во время запоя был страшен, с подчиненными вел себя зверски, был жесток, мстите­лен, отличался распутством. Рабочие таким назначением были недо­вольны.

   Тем временем весна 1861 года вступала в свои права. Таять нача­ло поздно, зато таяло бурно. Опасения старожилов оправдались: в самый разгар сплавных работ одну за другой сорвало плотины на Узянском и Кагинском заводах.

   Огромные валы воды разрушили заводы, причалы и гавани со все­ми постройками. Вода смыла и унесла огромные запасы лесоматери­алов, дома и надворные постройки мастеровых. Погибло много лю­дей, еще больше домашнего скота.

   В Узяне вал воды был особенно высок и мощен. Завод на несколь­ко дней был затоплен. Доменные печи оказались подтоплены - про­изошел взрыв, а потом «закозление» их остывшим чугуном.

Тяжелые разрушения и большие жертвы были в Каге. Завод полно­стью разрушен и не мог быть скоро восстановлен.

   Пострадал и Белорецкий. Однако плотина выдержала большой и длительный по времени напор воды. Главный удар был на сплаве. Не все баржи успели благополучно сплавить. Вышедшая из берегов река затопила речную долину - повсюду из воды торчали стволы деревьев.

   Главное русло реки даже опытные лоцманы не всегда могли опре­делить в общем разливе воды. Много барок разбилось о скальные берега, часть была выброшена на отмели за пределами русла реки. Больше всего погибло барок Узянского и Кагинского заводов, когда огромным валом воды их выбросило из гавани неготовыми к сплаву. На некоторых отсутствовали даже команды сплавщиков.

   Потом, когда отбушевало весеннее половодье, когда река вошла в свои берега и обмелела, все лето по реке собирали барки, вытаскива­ли из речных омутов ящики с гвоздями и другими железными изде­лиями, ставили по берегам большие лиственные кресты погибшим сплавщикам. Такого трудного сплава не было за все сто лет работы заводов. Белорецкие мастеровые вынуждены были приютить в своих домиках семьи кагинских мастеровых, оставшихся без своих кор­мильцев.

   Лето и осень этого года тянулись нескончаемо долго. Все чувство­вали неуверенность в завтрашнем дне. Даже Оголихин, хоть и был всегда нетрезв, старался не обострять отношений с недовольными ра­бочими. Тем не менее он сумел укрепить свое положение на заводе, прибрал к рукам и недовольных рабочих, и самого опекуна Ренева.

   Летом 1862 года в Тирлянском, а потом и в Белорецком поселках появились толпы нищих, просящих приюта и подаяний пострадавшим от стихийного бедствия. Лето было дождливое, ливни сменялись не­скончаемыми моросящими осадками. Ненастье нависло над всем Южным Уралом.

Через белорецкую плотину всю вторую половину июня вода шла, как в самый большой весенний паводок. Плотина выдержала напор стихии.

   Рабочие продолжали работать вполсилы. Заработки были нищенс­кими. Все больше надеялись на свои усадьбы и земельные наделы, хотя и чувствовали, что пользуются ими, наверное, последний год. Плохая работа наглядно обнаружилась еще весной.

   Когда пришло время сплава - сплавлять было нечего. Едва набра­лось годовой продукции завода на 10-15 барок в то время, как после­дние годы сплавляли по 30-40. Летом и особенно осенью усиленно поползли слухи, что скоро будет введена какая-то «Уставная грамота», которая сразу разрешит все сомнения рабочих. Эту грамоту на заводе ждали целый год.

   25 ноября 1862 года на Белорецкий завод приезжает высокое на­чальство с большой свитой сопровождающих - разных мастей чи­новников. На заводе объявляется нерабочий день. Всех рабочих сго­няют на общий сход, где в торжественной обстановке после молебна зачитывают Уставную грамоту.

   Места грамоты, касающихся мастеровых Белорецких заводов, за­читываются несколько раз подряд. После этого рабочих обязывают принятием особого решения подтвердить свое согласие своими под­писями. Поднялся невероятный шум. Рабочие кричали, что их снова обманули.

   В знак протеста прекратили работу на заводе. Однако на завод вы­ходили ежедневно. Толпились по цехам, у печей, у молотов. Продол­жали обсуждать грамоту. Никакие уговоры - немедленно приступить к работе на рабочих не действовали.

   Что же случилось? Чем Уставная грамота не понравилась рабо­чим? Она четко устанавливала, что все заводские рабочие, получив волю, лишаются права на землю. Вся земля под заводами в количе­стве почти 211 десятин является собственностью помещиков Пашко­вых. Все рабочие, живущие в поселках Ломовка, Николаевка и дру­гих мелких населенных пунктах, объявляются крестьянским сосло­вием. Обязаны работать на земле и платить государству все крестьян­ские подати и налоги. Необходимую им землю они должны выкупить или арендовать у Пашковых.

   Все рабочие, живущие в Белорецком и Тирлянском поселках, от­носятся к мастеровому сословию. Пашковы должны им выделить чуть более одной тысячи десятин под усадьбы и огороды. Рабочие должны выплатить Пашковым за эту землю более трех тысяч рублей сереб­ром.

   Волнение рабочих вылились в решение - немедленно направить к царю-батюшке добровольцев-ходоков с жалобой на действия его «слуг-обманщиков». И до их возвращения Уставную грамоту не при­нимать.

   После нескольких дней бурных обсуждений в первых числах де­кабря 300 человек таких добровольцев-мастеровых двинулись к царю с жалобой. Путь до Петербурга далекий и трудный - не вдруг долгий, a тут еще суровая зима.

  Долго обсуждали-рядили, каким путем идти. Новая дорога через Авзян, Стерлитамак на Уфу еще не обжита. Населенные пункты встречают редко. Прокормиться и даже обогреться в дороге 300 человек не смогут. Самый короткий путь через леса и горы - на Ишлю, Инзер и дальше через Архангельск на Уфу зимой страшен - непроходим. Тут летом-то путной дороги нет, а зимой тем более.

 Оставался единственный, много раз проверенный - через Магнитный рудник, вдоль реки Урал до Оренбурга, а там и на Самару. Путь самый дальний, но и самый надежный - по богатым казачьим станицам где хлеба, жилья и тепла вдоволь. Этот путь и выбрали.

   До горы Магнитной доехали с порожним обозом рудовозов. Рассчитывали и дальше ехать с попутными обозами. Однако все расчеты внезапно рухнули. Уже в станице Магнитной жалобщиков встретили казачьи конные сотни.

   Пока собирались в дорогу, начальство успело принять меры. Каза- и.и части ссадили жалобщиков с подвод и пешим строем вернули в Белорецк. Попытки сопротивления были немедленно пресечены на­гайками и шомполами. Никакие уговоры, объяснения и просьбы пропустить их на поклон к царю - не помогли. Несмотря на поздний вечер жалобщиков погнали домой.

   В первой же казачьей станице остановились на ночевку. С наступлением темноты наиболее энергичная группа жалобщиков в количестве 20-ти человек, прихватив с собой шапку с зашитой жалобой, и собранные таварищами товарищами медяки на дорогу, попытались совершить побег. Они по одному покинули станицу, чтобы собраться за околицей в группу - продолжить путь. Однако побег не удался.

   Казачий патруль за околицей станицы наткнулся на следы, а затем  обнаружил и самих беглецов. На этот раз с белорецкими ходоками расправились со всей жестокостью, топтали конями, пороли нагайками, били плашмя по головам шашками. Битых, изувеченных и обмороженых доставили на санях вслед за основной группой жалобщиков Белорецк.

   В заводском поселке всех жалобщиков переписали и на время отпустили по домам. Только поротых беглецов, как главных и более  решительных зачинщиков, бросили в каталажку. По их делу тут же было начато следствие.

   Эти события взбудоражили всех мастеровых обоих заводов. Рабо­ты были немедленно прекращены. Заводы снова встали. Стихийные сходки возникали каждый день в самых разнообразных местах, но больше всего мастеровые толпились у господских домов. На помощь заводскому начальству вскоре приехали уговаривать рабочих стано­вой начальник, горный инспектор, мировой посредник и еще десятка два разных чиновников.

   За уговорами прошел весь декабрь и январь 1863 года. Заводы продолжали стоять. Двухмесячный простой заводов приносил боль­шой ущерб и опекунскому совету, и Пашковым, лишая их своей доли доходов. Местное руководство заводами - приказчики, мастера и вер­ховые оказали усиленный нажим на опекуна Ренева, настаивая, чтобы он снова уговорил опекунский совет договориться с Пашковыми раз­решить рабочим временно пользоваться землей бесплатно - на пре­жних условиях. В феврале такое согласие было достигнуто. Рабочие приступили к работе.

   Однако производительность заводов падала. Начатая реконструк­ция еще не успела дать ощутимых результатов. К весне 1866 года успели ввести в строй только две газосварочные, три воздуходувные машины, обжимный и отделочный прокатные станы. Однако эти но- ввоведения еще не давали отдачу. Старое же кричное производство было порушено и уже не работало.

   Опекунскому совету стало ясно, что дальше успешно управлять убыточными заводами он не может. Перед ними все чаще со всей очевидностью вставал вопрос - выход из положения только один - передать Белорецкие заводы Конкурсному управлению, которое име­ло полномочия правительства решать вопрос, что делать с такими убыточными заводами: закрыть их, продолжать поддерживать или продать их более предприимчивым и более богатым хозяевам.

   Так заводы, ранее имевшие миллионные доходы, первоначально по вине прожигателей жизни, а затем по вине сменивших их бездар- ностей оказались в таком тяжелейшем положении». (14).

Белорецк: Страницы истории. авт. Андрей Ткачев 2003 г.