Часть 1. Глава 11. Лесорубы

29 января 2022 20:16

120

0

Книги о Белорецке и р-не Могусюмка и Гурьяныч

Главный редактор

   Шагах в двухстах от речки, у слабого ручейка, из леса, крытого дерном, устроен шалаш. Здесь живут лесорубы. Могусюмка, Муса и Абкадыр подъехали тихо и спрыг­нули с коней. Мужики, сидевшие у кобтра, увидели их сразу всех троих вместе с конями и вскочили встревоженно.

   — Здорово! — серьезно, но мирно сказал Могусюм по-русски.

   Лесорубы ответили ему. Их было только четверо, все с бородами и в лаптях.

   — Лес рубите? — спросил Могусюмка, присаживаясь к костру.

   — Рубим...

   Лесорубы потеснились у костра, пригласили приехав­ших садиться.

   — Много  леса сегодня нарубили?

   — Как же, много. Старались! — ответил молодой мужик, видимо, желая обрадовать гостей.

   — А какое тебе-то счастье? — спросил пожилой ко­ренастый мужик с бородой во всю грудь, с карими глазами.

   — Конечно! Чего жалеть! — с притворным безраз­личием ответил Могусюмка, но бородач уловил насмешку.

   Мужики заметили, что это не простой башкирин. По­немногу разговорились. Рабочие жаловались на низкие заработки. Потом пошли рассказывать разные побасенки и забавные случаи.

   Могусюмке понравился коренастый, широкоплечий рабочий с сединой в бороде. Он сказал, что зовут его Петр, а фамилия Шкерин. Шкериных много было и на заводе, и в Николаевке, и даже у Гурьяна есть один братан Шке­рин.

   — Вот, ты говоришь, что много леса вырубил? — спросил его Могусюмка.

   — Да, порядком...

   — А чей это лес, знаешь?

   — Как же. Знаю. Казенный! — молвил другой мо­лодой мужик, в то время как старшие приумолкли.

   — Нет, это лес наш!

   — Чей же?

   — Башкирский, — раздраженно сказал Муса, дол­говязый и худой, со скуластым небритым лицом и русыми усами.

   — Да ведь разве ведомо, чей тут лес?— заговорил Петр Шкерин.— Это не наше дело!

   — Нам как велят — мы рубим,— подтвердил другой бородач, маленький и курносый.

   — Лес заводской. Планы есть, по ним известно, чей лес, — вдруг тихо и безразлично молвил до того молчавший длинноволосый мужик, с мохнатыми бровями, с длинной, пегой бородой. Из этой массы волос выглядывал толстый, бугроватый нос.

   — Больше тут работать не будете. Завтра уходите отсюда, — сказал Могусюмка.

   — Мы, пожалуй, и уйдем, — сказал Шкерин, — да ведь взыщут! Мы сами темные.

   — Кто взыщет? — спросил Могусюмка у рабочих.

   — Сидор Моисеич, десятник наш, — ответил Шке­рин.—Да вы кто такой будете, как ему сказать?

   — Скажи, Могусюм сказал, что тут урман рубить никто не смеет!

   Мужики в страхе переглянулись.

   Про Могусюмку и они слыхали. Все посторонились, давая гостю побольше места у костра. Длинноволосый подобрал полы своего армяка: видно, и он струхнул. Кур­носый заулыбался заискивающе.

   Лес вокруг был темен и грозен. Угроза Могусюмки — темней леса.

   — Мы, пожалуй, ушли бы, — молвил Шкерин, — да, видишь, Сидор утром приедет.

   Могусюмка не ответил

   Вскоре он поднялся. Муса подвел лошадей. Башки­ры вскочили в седла и ускакали.

   Мужики еще надеялись, что дело обойдется. Не могут башкиры лишить их заработка. Но утром они посовето­вались и решили уйти.

   Рабочие собрали вещи, взяли топоры и вереницей двинулись по бревенчатой гати, которая проложена была на топкой, кочковатой земле среди стен елового леса и ухо­дила вниз, к речке. Там стояла лодка.

   В это время из леса выехали башкиры. Могусюм приостановил коня у потухавшего костра. Он понимал, что бородачи ни в чем не виноваты. Лес остался такой же, как всегда, дремучий, седой, с косами седых мхов на елях, а не радовал. Даже как-то жаль стало, что люди ушли.

   Вспомнил, что вечером вместе сидели у костра, ра­бочие жаловались, что плохо живут,, им не платят вовремя, обсчитывают, хлеба нет. Никакого зла ни к лесу, ни же­лания обидеть, унизить башкир у эт'их людей незаметно. И вот они ушли, стало пусто.

   Башлык услыхал какой-то шум, голоса внизу, куда покатой лестницей ушла гать.

   — Еще одна лодка подошла, — сказал Муса.

   — Сидор приехал! — молвил Абкадыр озабоченно.

   Вскоре на гати появились рабочие. Они шли обратно.

   Впереди шагал бритый мужик в рубахе, подпоясанной ремнем.

   — Ты какое имеешь право сымать людей с дела? — спросил он у Могусюмки.

   Могусюм понял, что это явился Сидор.

   Могусюмка вместо ответа тронул коня и наехал на десятника. Тот споткнулся и упал.

   — Ты что, сволочь? — живо поднялся Сидор и с си­лой рванул узду.

   Могусюмка спрыгнул.

   — Зачем коня трогаешь?

   — Хватай его, братцы! — хрипел десятник.

   — Лес не твой! Какое право имеешь рубить? — тряся Сидора за ворот, сказал башлык.

   — Ты что? Что хочешь? — хрипел Сидор.

   — Нет, слышь, ты не разбойничай, — подступил мо­лодой бородач.

   Сидор вырвался и, ни слова не говоря, побежал по бревенчатой дороге к берегу.

   — Кидай топоры! — приказал Могусюмка лесо­рубам.

   У Сидора был такой вид, словно побежал за ору­жием, но добравшись до лодки, он отъехал от берега, что-то крича рабочим.

   Муса повесил ружье на плечо. Абкадыр тяжело ды­шал, бессмысленно глядя на все происходившее. Он про­водил рабочих на берег и потихоньку сказал длинново­лосому, что сам тут случайно.

   Когда Абкадыр вернулся наверх, Могусюмка сидел у потухавшего костра. Муса целился из ружья в горбо­клювого кобчика на дереве, но не стрелял, а опускал ружье, потом снова целился.

   Могусюмка заметил виноватый вид Абкадыра.

   Муса — дальний, он бродяга, а Абкадыр здешний.

   Борьба за лес, за свободу так, как представляли ее старики, теперь была бесполезна...

Книга: Могусюмка и Гурьяныч авт. Н. П. Задорнов 1937 г.