Часть 2. Глава 16. Железная гора

27 января 2022 05:13

344

0

Книги о Белорецке и р-не Могусюмка и Гурьяныч

Главный редактор

   И башкирской деревушке, по дороге к Магнитной, в пло­хонькой кузнице Гурьяп перековал всех лошадей. На досуге стал ковать кинжал. Башкиры толпились у горна.

   — Нам завод не нужен,-—пошутил Могусюм.•—С нами омой завод ездит.

   Гурьяп вывел по лезвию кинжала насечку. Приделал кра­сивую ручку.

   — А ты говоришь, железо кто делает — худой человек,— обратился Хибетка к Бегиму.

   — Не худой, хороший,— отвечал старик,— только невер­ный. Завод хочет строить, леса наши губить.

   — А что, к примеру,— заговорил Гурьян,— я был бы хо­зяин завода?

   — Тогда бы хорошо! — отозвался Могусюм,— Толь­ко зря языком болтаешь!

   — Ай ай, какой человек! Шалтай-болтай не надо!—под­хватил Бегим.

   — А вот я слыхал, что нынче не дровами будут домны топить, а камнем, углем каменным, а не древесным,— мол­вил Гурьян.

   — Нельзя камнем топить,— возразил Бегим.

   — Горючий камень...

   — Откуда столько камня достать?

   — Правда, правда, старик, будут...

   Гурьян подарил кинжал Могусюмке. Почувствовал быв­ший мастер, что растравил себя работой у горна. Как виде­ние, стояло у него теперь в глазах зарево от огромной за­водской печи, комья горячего железа. Казалось ему, что слы­шит, как скрипят водяные меха и колеса, чувствует, как горячая струя воздуха бьет, как пышет пламя,— все ожило в памяти.

   Сильно стосковался Гурьян по заводу и по старой своей работе. Захотелось ему побывать на заводе.

   — А у башкир свои кузнецы всегда были,—не сдавался Бегим.— Железо умели варить в ямах. Вон и в Хиве тоже пушки умеют делать.

   — Там пушки куплены у немцев, по-немецки слова на них выбиты. Только слава, что ханская артиллерия. Вон солдаты приходили со службы. Говорили, на Кавказе тоже пушек лить не умеют. Песни славно поют, танцуют, кинжалами ре­жут друг друга, а пушки покупные.

   На другой день друзья доехали к старику Шакирьяну. Он жил с семьей в одинокой юрте среди глухой степи. На десять верст вокруг ни юрты. Прискакали к нему ночью.

   — Теперь родные места ближе,—сказал Могусюмка.— Утром свои хребты увидим.

   На рассвете поднялся Гурьян и стал смотреть туда, где был Урал. Но там все застлано мглой. Только к полудню явились горы, слабые, низкие, теряющиеся в траве где-то далеко-далеко.

   — А ты знаешь, поеду-ка я на завод,— сказал он Могу­сюмке.—Хочу повидать своих. Поедем?

   Могусюмка согласился. У него тоже болела душа. Ему тоже хотелось повидать старых друзей, родню.

   А вечером прискакали двое башкир. У костра, где стоял большой черный котел, Могусюмкины джигиты уселись в кружок. Один из приезжих — Сахей, знакомый Шакирьяна — безбородый, со шрамом на щеке, в рысьей шапке. Он несколько раз недоверчиво поглядывал на Гурьяна и, на­конец, спросил:

   — Это неверный?

   — Неверный,— подтвердил Бегим.

   — И по-нашему понимает?

   — Понимает. Он русский, но при нем говорить можно все,— ответил Черный Хурмат.

   Приезжий стал рассказывать, что появился необыкновен­ный человек, который был недавно в святых местах. Сейчас живет в Хабибулине в доме муллы.

   — Что же он нового рассказывает?— спросил Могу­сюмка.

   Башкирии со шрамом стал передавать со слов странника, что нового в святых местах, а сам все посматривал на Гурьяна.

   Тому показалось, что приехавший еще что-то хочет сказать, но не хочет при нем. Гурьян поднялся и направился к одинокой бревенчатой юрте. Могусюм окликнул его, но Гурьян не отозвался.

   Во тьме ему стали видны стреноженные кони, слышалось, как они щиплют свежую траву.

   — Кто это такой?—кивнув вслед Гурьяну, спросил башкирин со шрамом.

   — Это мой друг,— сказал Могусюм.— Он мне как брат.

   — Не выдаст?— улыбнулся Сахей.

   — Этого русского полиция ищет, он помог бежать Могусюму! - сказал старик Шакирьян.

   — А-а!., удивленно и как бы несколько разочарованно молвил Сахей.

   Гурьян принес тулупчик, расстелил его поодаль от костра п улегся. Любопытство разбирало мужика. Джигит со шра­мом еще некоторое время на него поглядывал, но вскоре успокоился в опять заговорил о святом.

   — Я скажу тебе, Могусюм... Не удивляйся... Рахим по­слал меня к тебе, велел тебя искать. Он хочет тебя видеть.

   — А старый он или молодой?—услышал Гурьян голос Могусюма.

   — Нет, он не стар. Он молод. На коне сидит, как самый лихой джигит, и ружьем хорошо владеет.

   — Э-э! Так он славный святой!—воскликнул Могусюм.

   «Не дай бог, муллы хотят устроить ловушку, Могусюма изловить. Ведь он им насолил!» — думал Гурьян. Он уже огляделся в потемках: кони на месте, собаки спокойны. Ору­жие у всех под рукой.

   Утром гости уехали.

   — Ты вчера слышал, что они рассказывали?—спросил Могусюм, глядя вслед облаку пыли на дороге, в котором виднелись спины двух всадников и два конских крупа с длин­ными неподрезанными хвостами.

   — Я не спал,—ответил Гурьян.

   — Ну, что ты скажешь?

   — Они не зря приезжали.

   — Мне тоже так думается...

   — Что-то им от тебя надо...

   Глаза Могусюма блеснули.

   — Только смотри, нет ли тут ловушки...

   Могусюм жил под вечной угрозой погони. Поэтому часто не верил даже тем людям, которым помогал. И хотя он втайне встревожился, но, стараясь заглушить беспокойство, сказал:

   — Нет, тут не ловушка. Шакирьян знает Сахея, говорит, это удалец отважный, бывал в чужих краях, не захотел идти в солдаты, сбежал. Это честный человек.

   — Не бунт ли затевают?— спросил Гурьян.

   Могусюмке и самому казалось, что затевается бунт, хотя ни слова об этом не было сказано. И сейчас он смолчал.

   — Ну что ж, съезди к этому святому... — сказал Гурьян.

   — А ты в это время уедешь на завод?

   — Мне не к спеху. Подожду, пока ты вернешься.

   Гурьян припомнил разные рассказы, слышанные в детст­ве, как в старые времена башкиры бунтовали против власти. Память о тех бунтах жила до сих пор и на заводах и среди башкир. За эти бунты башкир казнили массами, запарывали, ссылали, рвали им ноздри, выжигали на теле клейма. Где живы были столетние старики, там можно было послушать еще и нынче о тех временах, хотя об этом даже говорить боялись, вспоминать про бунты запрещено строжайше.

   А вдруг бы опять башкиры поднялись? И заводские бы не сидели, подхватили, прискакал бы гонец на завод, крик­нул: «Ипташ, на коня!» — и заполыхало бы...

   На миг затуманилась голова Гурьяна при мысли о том, какая бы это была радость. «Не скитались бы мы с другом, а послужили бы, я народу православному, а он своим... На­шелся бы главарь. Да нет! Напрасно! Нынче другое время, и этого не может быть. Впрочем, чем черт не шутит! Пусть Могусюм съездит, посмотрит...»

   — Съезди в Хабибулино, посмотри, что за странник. По­слушай, что там толкуют. Мне потом расскажешь. Может, станем вместе бунтовать. Как в старые времена, — шутливо сказал Гурьян, но глаза его смотрели серьезно.

   Бунт всегда дело привлекательное для подавленного, из­мученного человека. Могусюмка оживился.

   — Только, смотри, не попадись,— сказал Гурьян.

   Могусюм об этом и сам уж подумал и решил, какие меры предосторожности принять.

Книга: Могусюмка и Гурьяныч авт. Н. П. Задорнов 1937 г.