Часть 2. Глава 22. Султан Темирбулатов

27 января 2022 04:07

113

0

Книги о Белорецке и р-не Могусюмка и Гурьяныч

Главный редактор

   Дремучий лес на двести верст окутал хребты и долины щ чугуноплавильного завода к югу. Дальше горы становились ниже, леса редели, а еще дальше начинались безлесные скалистые бугры.

   Между голых каменистых кряжей в широких низинах  были отличные пастбища, на которых башкиры круглый год выпасали скот — баранов и коней.

   В тех местах с недавних пор прославилось торговое село Юнусово. В селе построили мечеть, школу, открыли несколько лавок, тайно скупая хищническое золото, заводили землепашество, давали работу батракам с окрестных кочевок.

   С одной стороны Юнусова тянулась безлесая гора с кладбищем на вершине, а с другой — протекала неглубокая, но быстрая речка. До сотни приземистых саманных и юепок с плетеными загонами для скота вытянулись между увалами и рекой в одну-единственную улицу. У подножья горы били роднички, отчего грязь на улице даже в жаркую погоду не просыхала.

   Гордостью сельских обывателей была двухсветная ме­чем. с высоким минаретом и при ней школа, сложенная из бревен.

   Через улицу напротив стоял большой деревянный дом, обнесенный завалинкой, обшитый тесом, крытый железной крышей, огороженный бревенчатым забором, с амбарами, баней и разными другими надворными постройками.

   Дом этот принадлежал богачу, крупному башкирскому землевладельцу Султану Мухамедьянычу Темирбулатову. Неподалеку — богатые дома родичей Султана. Тут целое гнездо Темирбулатовых.

   История землевладения Темирбулатовых была чрезвы­чайно темна. Дед Султана — казанский татарин Темирбулат, разбогатевший торговлей лошадьми на Южном Ура­ле, женился на дочери богатого башкирского тархана Юнуса и жил припущенником на чужой общинной земле.

   Во время одного из башкирских бунтов, в котором участвовал его тесть, Темирбулат доставил начальству верные, сведения о повстанцах. Юнуса поймали и повесили, а вскоре разбили и все башкирское войско.

   После подавления восстания услугу Темирбулата не забыли. Большая часть семейных угодий Юнуса, кото­рыми он, как тархан и богач, владел отдельно от общины, передали в собственность торговцу и лошаднику татарину Темирбулату.

   Так дед Темирбулатова стал из припущенников круп­ным землевладельцем.

   Вскоре он округлил свои владения. Щедро раздавая взятки чиновникам, он сумел отобрать все угодья у юнусовской общины. Башкиры оказались поголовно в долгу у Те­мирбулата и безропотно позволили баю присвоить часть общинных земель.

   Сын Темирбулата — Мухамедьян не оказался пред­приимчивым хозяином, но зато внук Султан, который, по словам стариков, помнивших еще самого Темирбулата, походил на него ростом и лицом, приумножил доставшееся ему наследство, расширил торговлю лошадьми, завел скуп­ку золота, возил грузы на прииски и на постройку медепла­вильного завода, а также в степь, в «орду», для чего закупал у киргизов верблюдов. Покупая мед, шкуры зверей и скота, воск, Темирбулатов переправлял их в город знакомым русским и татарским купцам, с которыми вел постоянные сношения.

   Султан владел обширными землями. С одной стороны они граничили с пастбищами юнусовской общины, дальше лежали владения русских. В этих местах границы были относительно точны. В северной же, лесной части, земли Султана примыкали к охотничьим угодьям малолюдной общины деревеньки Нукатовой, населенной юнусовскими выселками. Там границы были неясны. Межой когда-то служила речка, но она пересохла и заросла лесом.

   Споров с нукатовскими башкирами из-за земли ни­когда не было, в десятинах ни та, ни другая сторона своих владений не знала, леса у всех было доволь, и никто не заботился устраивать межи.

   Темирбулатов славился среди башкир не только как богатый землевладелец; это он на свои деньги построил юнусовскую мечеть и школу, в которой учили молитвам, счету и арабскому письму.

   Султан Мухамедьяныч оказывал помощь нуждавшим­ся. В год, когда от наста на раннем снегу погибло много скота у юнусовской бедноты, которая облепила своими жалкими избенками все косогоры вокруг богатых домов, он перегнал из лесу часть своих стад и роздал голодающим. После в течение нескольких лет отдавали они долг припло­дом, шкурами, пушниной и деньгами.

   ...Однажды этим летом юнусовцы увидели на своей улице вереницу экипажей.

   По лужам и ухабам к дому Темирбулатова подкатила лакированная коляска с откинутым кожаным верхом, за­пряженная парой вороных. За коляской следовала тройка киргизских лошадей, везших старомодную карету, уже потускневшую и загрязненную, но не потерявшую еще доб­ротного вида. Следом тарахтела простая бричка.

   Из коляски слезли двое приезжих. Один — высокий, плотный человек, с пышными усами на чисто выбритом розоватом лице, в серой шляпе, в дорожном пальто и сапо­гах. Крупный, но тонкий нос с легкой горбинкой и сильная нижняя челюсть придавали ему вид человека властного и решительного. Спутник его, невзрачный сутулый чинов­ник лет сорока, одетый в сюртук с форменными пуговицами н выцветший картуз, видимо, изрядно подвыпил, о чем сви­детельствовали его соловые глаза и красный нос.

   Из кареты появился полный здоровяк в белом расстег­ну юм кителе и синих панталонах, заправленных в сапоги. Он был без шляпы. Небольшая лысина блестела в его пышной каштановой шевелюре. Белым батистовым плат­ком он вытирал потное, закрасневшее лицо. За ним появился толстый низкорослый татарин в цветной тюбетейке, и пестрых сапогах и в черном, застегнутом наглухо сюр­туке.

   Из тарантаса же вывалился пьяный, взлохмаченный мужчина средних лет, с огненно-рыжей бородой, в мундире исправника. Урядник, приехавший также в тарантасе, помог ему подняться, и все прибывшие направились к дому Темирбулатова.

   Рослый здоровяк первый забрался на крыльцо, распах­нул двери и повел остальных через сени в избу.

   Чернобородый хозяин в кафтане, расшитом полумеся­цами, встретил гостей на пороге. Он низко поклонился и сказал по-русски без акцента:

   —  Милости прошу, господа, милости прошу, дорогие!

   Приехавшие вошли в просторную комнату, устланную коврами. Стол, скамья и несколько стульев — этим огра­ничивалась меблировка жилища. На нарах до самого потолка груда подушек в ярких цветных наволочках. У гро­мадного сыуалэ, смахивающего на русскую печь, блести г начищенный медью кумган и широкий таз. В углу пере­кинут через перекладину затканный серебром намазлык Султана.

   — Здравствуй, хозяин, здравствуй, — бубнил высо­кий в. кителе. — Вот я тебе приятелей привез... Лесли

   — Хэнтер опять у нас, — кивнул он на приезжего в сером пальто.

   Англичанин снял шляпу, чуть наклонил голову и крепко пожал руку купца.

   — Селям алейкум, — сказал он любезно и слегка кланяясь.

   — Вагалейкум ассалям, Лесли Эдуардович, — от­ветил хозяин и пригласил садиться, кидая гостям подушки на край нар.

   Хэнтер и Владимир Николаевич Зверев, так звали великана в белом кителе, предпочли простые табуреты. На урындык забрались приземистый татарин Ахмет Гареич и сутулый чиновник.

   — Здорово, здорово, чертова перечница, — хлопнул Темирбулатова по плечу исправник. — Все богатеешь, башкир к рукам прибираешь... — Он сделал серьезное лицо и, заплетаясь языком, строго выговорил:—А мне, брат, жаловались на тебя, жаловались... Твои же башки­ры... А? Каково?..

   Султан с достоинством слушал его, поглаживая бо­роду.

   — Ты что ж это, брат, ведь я тебе внушение делаю, а ты ноль внимания, фунт презрения. Нехорошо, братец... Не уважаешь начальства.

   — Садись, Иван Иваныч, гостем будешь, — усадил исправника на лавку Султан и сам устроился подле.

   — Ну, Мухамедьяныч, как дела? С башкир ясак собираешь? — спросил Зверев.

   — Живем очень скромно... — Султан поднялся, от- открыл дверь и крикнул, чтобы готовили угощение.

   На женской половине дома засуетились.

   В комнату, где сидели гости, вошла стройная башкирка в голубом суконном еляне — молодая жена Темирбула­това. Она оглядела приезжих быстрым, любопытным взгля­дом больших черных глаз и стала накрывать на стол.

   — Красивая жена-то у тебя... — сказал Владимир Николаевич. — Хочь в Петербург такую! а? Какова?

   — Это третья жена, молодая, недавно брал...

   — Как зовут, красавица? — обратился к ней Зверев.

   Женщина смутилась, закрыла лицо платком и убежала во двор.

   — Где ты ее раздобыл, Султан Мухамедьяныч?

   — В дальней деревне брал... Она сиротой осталась, я ее бедной взял, пришлось наряды заводить, серебро...

   Султан гордился тем, что жены его открыто выходят к русским гостям, что все видят красоту их и прелесть.

   — Как зовут-то ее?

   — Мою жену зовут Зейнап, простое имя, уважае­мый!—ответил Султан.

    Женщины внесли закуски. Стол подвинули к нарам. Появилось несколько бутылок вина и водки. Темирбула- тов стал разливать.

   — Султан Мухамедьяныч! Почтеннейший! — пере­хватил у него бутылку Иван Иваныч. — Позволь, поз­воль... р-разрешите... это, братец, закон: где я за столом, там я и разливаю. Вот, обрати внимание, как она, моя дорогушечка, весело бежит — буль-буль-буль... Позвольте вам, господин Хэнтер, от полноты души и до самого края. И вам, Владимир Николаич... А ну, Султан Мухамедья­ныч, давай объегорим разок твоего пророка... Да ты не кобенься, не беда, что Магомет водки пить не велел, ска­зывают, сам-то он заправский был питух. Ты слышишь, что я говорю? А ну, глянь на меня, посмотри, кто я таков, слышишь, я тебе приказываю именем закона. Как ты смеешь отказываться, когда с тобой говорит лицо!.. Это, брат, не шутка. Итак, господа, разрешите провозгласить тост за процветание уважаемой компании.

    — Постой, Иван Иваныч, переведи дух, — перебил его Зверев.

   Исправник перепил в дороге и терял достоинство. Зве­реву это не нравилось.

   — Что-о?.. — заерепенился было исправник, но Вла­димир Николаевич грубо дернул его за фалду мундира; тот замолчал и сел.

   — Господа, за здоровье хозяина!

   Все выпили.

   — Восторг, прелесть! — не унимался Иван Ива­ныч. Владимир Николаевич, позвольте почтить хозяи­на знаком внимания. Султан Мухамедьяныч, дай я тебя облобызаю... Позволь троекратно, по-православному... — Он трижды чмокнул Темирбулатова. — Заметь себе: ггнерь, брат, не крепостное право. Все равны...

   — Да отстань ты от него, Иван Иваныч, — оттянул исправника за плечо Зверев. — Подвыпил он перед до­рогой, а теперь не может удержаться. Закуси, закуси, Иван Иваныч.

   Вошла Зейнап и за ней коренастая старуха в белом платке. Они опять стали приносить блюда с угощениями.

   Гости снова выпили.

   — Русская водка! — с многозначительным видом ска­зал, обращаясь к хозяину, Лесли и стал медленно заку­сывать.

   — Русская водка, уважаемый! — тоже глубокомыс­ленно подтвердил Султан.

   Русская водка была тут посредницей и основой для переговоров англичанина с татарином.

   — Хорош биш-бармак, ловко у тебя барана варят,— приговаривал Зверев.

   Еще выпили, закусили, поговорили о ценах на золото, о конях. Женщины разнесли чай и сласти. Кумыс стоял в кувшинах.            

   После чая Владимир Николаевич значительно пере­глянулся с Хэнтером и сказал:

   — А ведь мы к тебе, Мухамедьяныч, как ты пони­маешь, по делу. Видишь, пас собралось как много. Хотим, брат, доброе дело сделать. Дать работу народу.

   К Темирбулатову не в первый раз приезжали город­ские богачи, чиновники и даже заводчики, у него были об­ширные знакомства среди русских. Но, как он понимал, не без причины нагрянули сегодня все вместе: и хозяева за­вода, и чиновник, и исправник, и татарин тот с ними привя­зался.

   Темирбулатов насторожился.

   — Ну, так продолжаем наш разговор, — сказал Зве­рев.— Ты, брат, так все и не сдаешься?

   Речь шла о покупке земли у башкирской общины. Сул­тан-бай, хотя и не был пайщиком в той общине, о которой шла речь, но все же влияние его огромно. Это был один из тех могущественных людей, через посредство которого со­вершались все сделки с башкирами. Покупка сулила ему большие выгоды, но он подобные дела совершал всегда с большой осторожностью.

   — Да, у нас есть еще одно дело. Вот Лесли Эдуар­дович сам хочет с тобой поговорить. Он о тебе соскучился... Пожалуй, объяснит все лучше меня.

   Англичанин спросил Султана, кому принадлежит зем­ля от деревеньки Нукатовой к Сухому ключу.

   — Не знаю точно, — ответил Султан.

   — Эй, брат, далеко пойдешь! — воскликнул исправ­ник.

   — Видали?—обратился Владимир Николаевич к своим товарищам.

   Султан держал ухо востро. Разговор клонился все к той же цели. Но, как видно, кроме тех земель, о которых шла речь прежде, эти люди желали купить еще и новые участки. Султан знал, что под Нукатовой есть золотые россыпи. Там земля богатая.

   Гости стали усиленно добиваться содействия Султана в покупке нукатовских земель. На то была причина. Про­шлым летом туда послана была небольшая поисковая пар­тия. Ездили смотреть золото, а разведку сделали на медь. Слухи о том, что в тех местах богатейшие залежи руды, подтверждались. Трудно было предвидеть, как пойдут де­ла дальше, дадут ли концессию иностранцу, чтобы разра­батывать там медь и золото. Хэнтер и Зверев решили ку­пить те земли. Приобретались они обычно на русское имя, а в разработках участвовали те, у кого были деньги.

   — Мы знаем, что там есть ваша земля, — продол­жал Хэнтер, — а еще больше земли юнусовской общины и лес нукатовских выселков, а юнусовская община в вашем же юрте... Так вот, Султан Мухамедьянович, мы купим у вас всю землю между Сухим ключом и Курой, до самых верховьев вместе с хребтом и отрогами. Вы старшина об­щины и должны объяснить, что это к выгоде башкир. День­ги заплатим сразу же и дадим населению заработки. Будет рубка леса, добыча руды.

   Темирбулатов молчал.

   — Хорошее дело предлагаем, решай, — хлопнул его по коленке Зверев. — Народ воспрянет, и тебе выгода Ведь люди у вас мрут.

   — Верное дело, чистые деньги, клянусь аллахом, — подтвердил татарин.

   — И опять же вознаграждение за посредничество, - заговорил сутулый чиновник. — Господам с башкирскими мужиками неудобно торговаться. Ведь те будут подозре­вать дурное, когда тут все к благу. Обращаются к вам...

   Господин Зверев и господин Хэнтер пригласили меня как шлющего земельные наделы губернии. Я вас заве­ряю, что вам нечего опасаться. Подтверждаю их самые лучшие намерения.

   —  Вот я тебе расскажу, — воодушевился Иван Ива­ныч.— В Уфимской губернии в одном из степных уездов исправник подговорил кантонкого начальника скупить весь гор у башкир. Это еще когда кантоны были. Но недав­но, братец. И что бы ты думал? Ведь ты сам не знаешь, что это за темный народ ваши башкиры. Уж наши темны, а тут глупость непроходимая. Да еще, брат, по-русски ни­чего не понимают и привыкли слушаться свое выборное начальство да этих ваших идиотов старшин. Вот эта страш­или темнота, как я полагаю, была всему причиной. Скупи­ли ветер. По сходной цене. Понимаешь ты, не воздух да­же, а просто так себе, движенье атмосферы. Купчую составили и расплатились. Башкиры смеялись, смеялись, а ветер-то, братец мой, перешел в полную собственность покупателей. Ты, может, думаешь, что я того... Мол, приврал его высокоблагородие. Ни-ни, вот тебе честное слово! Какой курьез произошел! Ты слушай дальше. В тех местах башкиры хлеб сеют и по всем деревням у них ветряные мельницы. Так осенью-то кантон с исправником обложили все мельницы новой податью за пользование ветром. Башкиры туда-сюда, судиться — шалишь. Кан­тон, братец, там жулик был, так он все предусмотрел зара­нее. Вот тут и получилась оказия. Правда, потом исправ­ника за это сместили, но ведь покуда суть да дело, а кан­тон-то разбогател. Вот какие дела бывают на белом свете!..

   Разговор снова вернулся к делу. Зверев просил Те- мирбулатова приехать в город с представителями общин, чтобы там заключить сделку.

   — Вот Иван Иваныч за тобой заехать может и с ним прикатишь в свое удовольствие. Знаешь, брат, что такое полицейская езда? Прелесть! Быстрота! Ему в со­седние аулы надо по делу, так он на обратном пути к тебе завернет.

   — У меня не отвертишься, ни-ни... Ты у меня как под арестом поедешь.

   — Нет, я не могу этого сделать, — отвечал Сул­тан, — и в город не поеду.

   Все несколько удивились.

   — Почему же? Что с тобой случилось? — спросил Зверев и переглянулся с исправником и с Хэнтером.

   Те зорко смотрели на Темирбулатова.

   — Видите ли, Владимир Николаевич, уважае­мый, — начал Султан, — ведь я башкирин. И мне совест­но в глаза своим смотреть. Совсем бы не желал я участ­вовать в таких сделках. Хотел бы жить спокойно.

   — Э-э, брат, не притворяйся, любезный, — молвил Иван Иваныч.

   — Я не притворяюсь, а говорю чистую правду.

   — Но ведь та земля, на которой стоит мой медепла­вильный завод, при твоем же посредничестве куплена. Что же ты, брат? Ведь скольких мы с тобой облагодетельст­вовали.

   — Нет, уважаемый Владимир Николаевич, я не забыл, хорошо помню. Тогда можно было, уважаемый. Теперь я это понимаю. Я не могу разорять народ и не хотел бы участвовать в подобных операциях.

   Англичанин с кислым видом смотрел на Зверева, видимо, ожидая поддержки, но тот опешил от неожидан­ности и, разводя руками, в свою очередь взглянул на ис­правника. Иван Иванович не потерял духа и, подмигнув Звереву, покачал отрицательно головой, как бы желая сказать, что Султан врет, что тут просто дело нечисто и ключ можно подобрать. Исправник, кажется, и в пьяном виде соображал отлично.

   С Султаном долго спорили. Пили вино, шутили, гово­рили про женщин, потом опять возвращались к делу. Сул­тан стоял на своем твердо.

   Исправник уехал в тот же день. На прощанье он дал несколько полезных советов заводчикам.

   Султану он сказал как бы между прочим:

   — Слушай, брат, я слыхал, у вас тут идут какие-то подговоры, будто проходили агенты и призывали народ собирать на мусульманское государство. Ты это слыхал?

   — Слыхал, уважаемый, — ответил Султан.

   — Заметь себе, кто эти люди, и при случае, если они слишком распустят языки, приукроти их... Ты помни, что я на тебя надеюсь.

   — Это дурные люди, уважаемый Иван Иваныч. Прошли быстро мимо. Всем известные разбойники. Пред­ставляют опасность! Если будут у меня, то приглашу и поинтересуюсь. Замечу мимоходом, что дело не мое, а ва­ше, Иван Иваныч.

   — Я, брат, знаю, что это мое дело, и говорю тебе на всякий случай, чтоб ты имел в виду. Ты умный человек...

   — Я имею в виду, уважаемый Иван Иваныч!

   — Да ты подумай потом, как все уедут, о том, что я тебе сказал...

   Гости остались ночевать. Вечером посовещались между собой, потом Ахмед Гареич долго говорил с Темирбулатовым по-башкирски.

   — Нельзя людей зря тревожить, — возражал Султан.

   — Деньги, деньги платят! — утверждал Ахмед Га­реич.

   Наутро Зверев дал Темирбулатову пять тысяч руб­лей без всякой расписки, но тот заметил, что ничего не обещает твердо, и добавил, что, может быть, вернет деньги. Простились дружески, назначили новую встречу в городе, куда, как сказал Султан, придется ему в скором времени приехать.

   — Каков гусь! — заметил Зверев, когда подали эки­пажи.— Мне кажется, мы должны изменить наши мето­ды,— добавил он по-английски.

   — Our methods are not radically different from his own, — мрачно сострил Хэнтер и, склонив свою большую голову, полез в коляску.

   — А ну, трогай! — приказал Зверев.

   Кучер-татарин в черном полукафтане с красным ку­шаком подскочил на облучке и защелкал языком. Тройка захлюпала по глубокой юнусовской грязи.

     — The lasT degree of lazy , — добавил Лесли Эду­ардович, кивая на избы из кривых бревен с жалкими соло­менными крышами.

Книга: Могусюмка и Гурьяныч авт. Н. П. Задорнов 1937 г.