Глава 2. Пугачев в Белорецком заводе

25 августа 2020 03:23

222

0

Книги о Белорецке и р-не Прочнее стали

Главный редактор

ЗНАМЕНИЕ

   Суров и грозен Урал осенней порой. Вершины гор окутывают свин­цовые тучи. Во мраке ночи при вспышках молнии на мгновение все видно, как днем.

   Прижавшись к горам, стоит Белорецкий завод. Когда озаряется небо, видны две дымящие домны, «фабрика» для поделки железа, плотина и мост через Белую, приписные амбары, площадь с церковью и заводской конторой. Поблизости разместился двумястами лачуг бревенчатый поселок.

   Много таких заводов появилось на Южном Урале. Прамо пойдешь - упрешься в завод Твердышева; влево и вправо - его же заводы; назад повернешь - опять угодишь в твердышевский. А сколько еще по пути встретишь заводов Шувалова, Мосолова... И на всех - в дыму и чаду, горестная жизнь тысяч людей. Запекалась она на "огненной" работе, текла и менялась с прихотями хозяев-крепостников.

   А хозяева что хотели, то и делали. Твердышев в обмен на отлитую пепель­ницу с рисунком дикой козы отдал в Златоустовский завод кричного работного Прокопия Леонтьева. На шуваловском Узянском заводе был установлен «поря­док». каждую неделю секли одного человека «для пристрастии»; если виновного к этому времени не оказывалось, то бросали «жеребьевку», кому итти под розги.

   Так было не только на Урале, но и во всей России. Народ нещадно били бато­гами и езжалыми кнутами, истязали и мучили вплоть до раздирания рта до ушей. Помещица Салтычиха замучила до смерти 75 человек. Но импера­трица отправила ее не на каторгу, а в монастырь.

   Царствование Екатерины II знаменито непревзойденным бесправием народа. Подати и оброки увеличились в 2—3 раза. Безудержная эксплуатация сопровож­далась разнузданным издевательством над личностью крестьянина. Накапливался народный гнев. Росла ненависть. Участились крестьянские волнения!

   Волновались и работные люди. В 1762 году взбунтовались мастеровые москов­ской суконной фабрики. Во главе движения приписных крестьян демидовских заводов встал казак Федор Каменщиков, объявивший, что он послан императрицей рассмотреть крестьянские жалобы. В 1769 году восстало несколько тысяч крестьян, приписанных к казенным Олонецким заводам.

   На Урале работные в одиночку и группами убегали в башкирские леса и от­туда с оружием в руках выступали против заводчиков. Башкиры охотно давали убежище русским и отказывались выдавать их властям. Так росло взаимное пони­мание и крепли сочувствие и помощь между людьми разных национальностей.

   По уральским местам бродила нужда. Она заставляла людей смотреть испод­лобья... Все чего-то ждали. Что-то должно было случиться. А что? Хорошее или плохое? — никто не мог сказать. Женщины жаловались, что по ночам в печ­ках завывают домовые, одолевают страшные сны. Кто-то видел на трубе Белорец­кого завода огненного петуха, махавшего крыльями...

   Не взирая на осеннюю распутицу, в Белорецкий завод зачастило начальство₈ Собирали сходки — говорили о мужицком поведении. Отъезжая, брали с собой в охрану самых здоровых мужиков; даже с кричной «фабрики» снимали.

   Завод и поселок спешно окружили досчатым палисадом. Над ним — бой­ницы; по углам — пушки; в воротах — караульные с ружьями.

   ...В сентябрьскую дождливую ночь в крайней на выезде из поселка избе крич­ного работного Матвеева долго не гас огонь. Вечером из деревни Арской, что в двадцати верстах от завода, пришел углежог Прохор — старый знакомый. Войдя в избу, перекрестился, у порога сбросил мокрый дырявый кафтан.

   — Ну и погода выдалась... Здрасьте. . Как можешь?., — обратился он к хозяину. — Поди все в работе да заботе?..

   — Будет досуг, когда на погост понесут, — ответил Матвеев.

   Прохор, тяжело дыша, прошел к столу, сел на длинную сосновую лавку.

   — Али чего стряслось?.. —спросил Матвеев.

   Его жена стала хлопотать у печи. Прохор, выждав, таинственно сообщил:

   — Намеднись мужики опять в леса башкирские подались.

   Матвеев молчал.

   — Чегой-то должно быть. Неспокойно больно. Ты бы уведомил что и как. Должен знать — в извозе с начальством бываешь.

   — А чего я знать могу, — сказал Матвеев.—Ездят, должно быть, по кресть­янским делам... С нами много нё разговаривают. Из. одного слова «погоняй» разве узнаешь, по каким надобностям начальство разъезжает...                                                                                                                    

   — Не зря это, — вымолвил Прохор.

   — Знамо, не зря, — подтвердил Матвеев.

   — Неспокойно в народе. А? — допытывался гость, вопросительно погляды­вая на своего приятеля. —С нами, му5киками, чего только не мудрят... А мужик, что медведь: ходит на цепи до порьр'до времени, а уж если цепь оборвет...

   Запахло картофельными пирогами. С печки кубарем скатились длинноволо­сые ребята. Матвеев принес глиняный кувшин. Сели ужинать. Прохор старатель­но укладывал за обе щеки пироги, поминутно захлебывая квасом.

   — Вот я и говорю, время такое близится...

   Матвеев давно наблюдал недовольство в народе. Будучи в Яицком городке, он слышал, как казаки высказывали вольные мысли, предвещали новую жизнь.

   — Загнали нас соснам богу молиться, — не унимался Прохор. — Тот же, скажем, Твердышев... Завод выстроил, а здесь и не бывает, нужды мужицкой не ведает. Поселился сам ближе ко двору царскому.

   Он заглянул в окно. Крупные капли дождя редко били по стеклу и скатыва­лись вниз.

   — Успокаивается, должно быть... А в народе спо'кой нарушается...

   Прохор подвинулся ближе к Матвееву и шопотодо продолжал:

   — Матушке Екатерине Рассеей не управиться. Известно — женское дело... О крестьянстве она не печется. Управление нами передала дворянам, помещи­кам да купцам. Вот они и управляются всяк по-своему. Что и говорить — Рас­сей хозяйственный человек нужен. Был государь Петр Федорович — убили...

   Когда отужинали и ложились спать на полу, Матвеев, кутаясь под один полу­шубок с Прохором, толкнул его в бок:

   — В народе давно слух шевелится... Петр жив. Смотри, другим сказывай с опаской...

   Засыпая, добавил:

   — Одним словом, гляди, как сам знаешь...

ИСТОК

   Яик — брат реки Белой. Он берет начало поблизости от ее верховья и несет свои воды вдоль Уральских гор в Каспийское море. По пути орошает всю погра­ничную юго-восточную часть Оренбургской губернии. Справа примыкают к нему заволжские степи, слева простираются пустыни. Здесь еще кочуют казахские жузы.

   Берега реки укреплены крепостями и форпостами. За Уральским хребтом, верстах в пятидесяти от Белорецкого завода, стоит Верхнеяицка я пристань — первая крепость Оренбургской укрепленной линии.

   В верховьях Яика поселились казаки. У них свой центр — Яицкий городок. Царское правительство обещало им свободу за несение службы по охране восточ­ных границ России и «внутреннего спокойствия», но слово свое не сдержало — стало их притеснять. Казаки бунтовали. Восстание 1772 года было беспощадно подавлено. Но невозможно подавить стремление народа к свободе. Яицкий городок являлся давней вольницей на Урале.

   Здесь донской казак Емельян Иванович Пугачев нашел благоприятную почву и поднял народное восстание.

   За несколько лет до того он под видом заезжего купца побывал на Урале, при­смотрелся к жизни яицкого казачества и работных людей Авзяно-Петровского завода.

   Накануне восстания он поселился рядом с Яицким городком. В ту пору по Руси ходил слух: «Жив батюшка-царь Петр Федорович». Предшественник Екате­рины II, Петр III, слабоумный царь, был на престоле всего несколько месяцев, а затем Екатериной свергнут и убит. Об этом царе — жестоком крепостнике — говорили, что он хотел даровать крестьянам свободу, потому-то, мол, его и убили. А он, якобы, жив и скрывается. Используя этот слух, Пугачев объявил себя. Петром III.

   Тайный совет Яицкого городка выразил желание итти с царем «за дело сущей справедливости на Руси». Один из казаков — Зарубин, оставшись наедине, хитро поглядывая на Пугачева, задал прямой вопрос:

   — А скажи-ка мне, батюшка, всю правду. Верно ли ты государь есть?

   Пугачев, взяв клятву с Зарубина, признался. В ответ услышал:

   — Казачество за вашим величеством пойдет! Мы плохого царя скинем, а тебя, хорошего, за царя почтем.

   Слух о добром и справедливом государе разнесся по казачьим станицам и дальше. Он дошел до Оренбурга. Уже 2 августа 1773 года губернатор предписывал уфимским властям «иметь осторожность и особенно смотреть за башкирцами и другими инородцами».

   Пока шла секретная переписка о появлении «самозванца», Пугачев 18 сентя­бря 1773 года выступил с тремястами казаками и взял крепость и Яицкий городок. Полетели во все концы манифесты, в которых «император Петр Федорович» обещал народу даровать свободу, отменить подать, барщину, рекрутчину, отдать кресть­янам помещичьи земли. На сторону Пугачева ринулось казачество и беднейшее крестьянство.

   Одна за другой пали крепости Рассыпная, Нижне-Озерная, Татищева...

   Дрогнул губернский город. Опасения дошли до Москвы и самого Петербурга. Екатерина II, повелительница огромной Российской империи, не на шутку перет пугалась. Несмотря на тяжелое внутреннее и внешнее положение страны, вызван­ное войной с Турцией, она стала срочно формировать государственные войсковые части для отправки на Урал.

   Но силы восставших уже были велики. Осажденный Оренбург метался. Мест­ные власти решили освободить из тюрьмы ссыльного каторжанина Соколова, по прозвищу Хлопуша, и с ним переслать Пугачеву «миротворящие бумаги». Соколов взялся исполнить это, но, явившись к Пугачеву, изъявил желание служить народ­ному делу. Получив от Пугачева чин полковника, он тут же уехал в заводские се­ления поднимать на восстание работных людей и организовывать снабжение пу­гачевской армии боевыми припасами.

   «В первой половине октября были взяты без сопротивления и остановлены все территориально ближайшие к Оренбургу частные медные предприятия... Самый крупный и наилучший оборудованный из них Воскресенский частично продол­жал работу на «наступление», будучи приспособлен к литью артиллерийских ору­дий и снаряжения. За вторую половину октября в орбиту восстания было вовле­чено еще восемь южных заводов, в том числе Верхний Авзяно-Петровский —- пока единственный, где имелась домна и артиллерийское снабжение можно было органи­зовать из основного военного металла—чугуна».

   Сюда-то, на Верхний Авзяно-Петровский завод, и прибыл Соколоь-Хлопуша встретивший большое сочувствие. Манифест Пугачева был принят с восторгом, при всеобщих криках: «Рады ему, государю, служить».  Охотников служить на­бралось до 500 человек, и они начали с того, что схватили своего приказчика и шесть человек расходчиков и повесили их.

   Организовав на заводе базу для снабжения Пугачева пушками и снарядами, взяв с собой шесть орудий, 100 лошадей, 7000 рублей денег из заводской конторы, 2 пуда пороху и всю господскую одежду, Соколов отправился со своим ополчени­ем в дальнейший путь.

   Весть о Пугачеве бежала от завода к заводу, от горна к торну. Народное дви­жение захватывало работный Урал.

ВЗОШЛО СОЛНЫШКО КРАСНОЕ

   Стояла холодная осень. Ветер раскачивал деревья, срывал послед­ние листья цвета меди. После обильных дождей появились заморозки. Утрами на дворах в кадках леденела вода и отходила только к полудню. На голых сучьях уцелевших от порубки деревьев чернели птичьи гнезДа. Над Белорецким посел­ком той дело пролетали в южную сторону стаи запоздавших уток и жу­равлей...

   На 26 октября 1773 года контора Белорецкого завода назначила выдачу за­работной платы. Накануне в завод тянулись по проселочным дорогам конные и пешие из деревень — Ломовки, Арской, Березовки. Прибывающие размещались по избам родных и знакомых.

   К дому Матвеева на куцей лошаденке прискакал Прохор. Вошел в избу, поклонился.

   — Хозяин дома? — обратился он к Матвеевой жене.

   — Из Авзянов еще не прибыл...

   Немного посидели.                                                                                        ,

   — А вон и сам! — закричала хозяйка, взглянув в окно.

   К пропускным воротам подъезжали на подводах Матвеев и сосед Игнатьич. Караульный пропустил их.

   Через несколько минут Матвеев был в избе. Увидев Прохора, обрадовался:

   — Вот кстати!..

   Он бережно держал в руках небольшой сверток в синем платке. Положив на полку с иконами, сказал детям и жене:

   — У меня чтобы не трогать! Не вашего ума это дело...

   А утром просыпался поселок. Трубы изб рано закурили дымом. У заводской конторы стал собираться народ.

   Матвеев, Игнатьич и Прохор шли вместе. Они поминутно снимали заячьи шапки, здоровались с встречными.

   У конторского окошка не протиснешься. Люди стояли плотно, ожидая выдачи заработной платы. Рассуждали о малых заработках и сирой жизни.

   Перед открытием окошка Игнатьич и Прохор пробились в гущу народа, наспех устроили из бочек и досок возвышение. Матвеев поднялся на мостки, снял шайку, перекрестился, вынул из-за пазухи синий сверток и крикнул:

   — Эй, люди добрые! Указ императорский слушайте!

   Народ тоже поскидал шапки, сгрудился. В конторе произошел переполох. Матвеев, развернув бумагу, читал:

   «Самодержавного императора Петра Федоровича всероссийского и прочая й прочай и прочая.

   Сей мой именной указ в завод Михаилу Осипову, Давыду Федорову и всему миру мое имянное повеление: как деды и отцы ваши служили предкам моим, так и вы послу­жите мне великому государю верно, неизменно, до капли своея крови исполняйте мои повеления: исправте вы мне, великому государю, два мартира с бомбами и со скорым » поспешением ко мне представьте за что будите жалованы крестом и бородою, рекою и землею, травами и морями, и хлебным провиантом, и свинцом, и порохом, и вечною вольностью. И повеления мои исполняйте с усердием, ко мне приезжайте, то совершенно за оное меня приобретя можете и себе монаршескую милость. И если вы моему указу противиться будите, то в скорости посочувствуете над собою праведен мой гнев и власти всевышнего создателя нашего избегнуть не можете. Никто вас от сильный нашея руки защитить не может. 1773 года октября 17 дня».

Белорецкий завод в XVIII веке.  С картины Д. Петкова. магнитогорский краеведческий музей

   Чтец обвел глазами присутствующих.

   — Ну, как, православные, пойдете государю служить?

   Что было силы народ закричал:

   — Все пойдем!                                                          

   — Как один готовы!

   — Взошло солнышко красное!

   В толпе появились люди, рассказывающие о том, что в Авзян приезжал отряд русских и башкир, с ними посол государя: имя ему — Хлопуша. По воле госу­даря Хлопуша многим отпускные бумаги дал — теперь можно уходить с завода куда душа желает.

   На возвышение поднялся Игнатьич.

   —Тише, православные! Еще одно дело важное есть...

   Народ умолк.

   — Следовало бы нам для порядков и чтоб обид никаких меж собой не чинилось избрать главного. Я так мыслю, что Матвеева надобно на такое дело припоставить.

   Все закричали:

   — Его!

   — Матвеева!

   Избрали Матвеева. Порешили под его началом итти в «государеву службу». А так как в заводе оставались старики, женщины и дети и чтобы над ними завод­ское начальство не чинило насилия, по приказу Матвеева на улицу вытащили при­казчика и конторщика, сковали их и посадили под караул. Управитель завода Янов успел скрыться.

   Весь работный люд высыпал на площадь. Стали готовиться в поход.

   Прекратились заводские работы... В домне посадили «козла»... Остановили кричные молоты... Вооружившись кто чем мог, белоречане во главе с Матве­евым пошли на соединение с Соколовым-Хлопушей.

   Оставшиеся на заводе мужики ковали про запасв кузницах пики и ножи. Охали и голосили женщины. Поп бегал по избам—увещевал не чинить буйства и вы­давать зачинщиков властям...

   О событиях в Белорецком заводе Янов донес коменданту Верхнеяицкой кре­пости полковнику Ступишину. Срочно сформированная из трехсот человек коман­да под начальством подпоручика Козловского явилась в завод.

   Козловский собрал всех жителей к заводской конторе. Появился аналой  и стол. Поп стоял наготове. А сзади собранных расположилась сама команда.

   Подпоручик прочитал манифест Екатерины II о «самозванце Пугачеве» и дол­го говорил о том, каким должно быть поведение православных людей. После этого поп привел присутствующих к присяге. Повторяя слова попа, старики, женщины и дети разноголосо гудели:

   — Обязуюсь не верить обнадеживанию и воровскому ласкательству, како­вые самозванец выражает в своем присланном воровском указе: а где той партии кто окажется, — имать и представлять для учинения с ним по законам в Верхнеяиц- кую крепость, за надлежащим караулом...

   Затем команда Козловского выбрала несколько человек, присягнувших «само­званцу», и для «убедительности» выпорола плетьми.

ПЕРЕМЕННЫЙ УСПЕХ

   В ноябре 1773 года пугачевское восстание уже охватило огромную территорию — с юга на север от устья реки Яик до верховья реки Асы, притока Камы, и с востока на запад от верховья реки Тобола до среднего течения реки Сакмары, притока Волги.

   Центральный штаб восстания, которым руководил сам Пугачев, находился под Оренбургом, в слободе Берды. В декабре Пугачев создал во главе с Зарубиным второй штаб под Уфой, в селе Чесноковке.

   В это же время ближайший сподвижник Пугачева Белобородов, выходец из заводских приписных крестьян, собрал большое войско работных людей. Салават Юлаев со своим отцом Юлаем Азналиным поднял на восстание корен­ное башкирское население.

   На Урале, где угнетение народа было доведено до крайних пределов, Пугачев нашел верных сторонников. Под его знамя шли заводские мастеровые, пашенные крестьяне, башкиры и другие народности Урала — все, кого угнетали русское дворянство, заводчики, местные феодалы.

   Замечательный организатор, Пугачев подобрал талантливых соратников и создал военную коллегию. Уже через месяц после своего выступления он сумел устроить на многих заводах базы военного снабжения. На них ему лили пушки и ядра. Вместе с пушками пришли с заводов люди, умевшие с ними так обращать­ся, что екатерининские генералы удивлялись и жаловались: «стреляют не так, как бы от мужиков ожидать должно было».

   Пугачев был горячим поборником народоправства и на занятой восставшими территории повсеместно устраивал управление на выборных началах.

   Его страстные призывы были близки и понятны простым людям. Манифесты и прокламации писались мудростью и душой самого народа. Их нельзя было не читать, а прочитав — нельзя забыть. В городах и селах, на улицах и дорогах они звали людей на борьбу за свои права.

   ...Тем временем белоречане во главе с Матвеевым соединились с Соколовым Хлопушей и шли к Оренбургу.

   Осада губернского города являлась тактическим замыслом пугачевской воен­ной коллегии. Силы правительственных войск в Оренбурге были изолированы, что давало возможность развернуться восставшим.

   На пути к осажденному городу Матвеев и Соколов-Xлопуша встретились с правительственными войсками генерал-майора Кара приняли первый и жестокий бой Войска Кара были разбиты.

   Восстание принимало все большие размеры. Весть о Пугачеве облетела Рос­сию. Даже в самых отдаленных уголках страны люди ожидали не малых перемен. Становились известными народу имена пугачевских предводителей: Зарубина, Белобородова, Соколова-Хлопуши, Салавата Юлаева.

   Ходили слухи о сдаче Оренбурга. Москва и Петербург осуждали коман­дующего правительственными войсками Кара, разбитого и бежавшего с поля брани. Екатерина II, поняв всю серьезность положения, собирала отряды, посы­лала против Пугачева заслуженных генералов.

   Долги задержавшись под Оренбургом и не развивая крупных боевых опера­ций, Пугачев дал правительству возможность собрать против себя значительные силы.

   Но восставшие не складывали оружия. В неравных боях они не только упорно отбивались, но и держали в страхе многие осажденные населенные пункты.

   В декабре 1773 года многочисленный отряд башкир и заводских людей подо­шел к Белорецкому заводу и потребовал покорности Пугачеву Козловский со сво­ей командой, хотя и прочно укрепил за это время оборону поселка, был вынужден слезно просить генерала Деколонга «защитить от осаждающих «шестисот бунтов­щиков при двух пушках». Деколонг охранял от восставших дороги в Сибирь и сам находился не в лучшем .положении.Осада Белорецкого завода длилась шесть недель и закончилась победой отряда, который после этого опять ушел к Пугачеву.

   Восстание продолжало отвлекать на себя большие силы правительственных войск. Главнокомандующим был назначен Бибиков.

   В конце марта 1774 года войска майора Михельсона нанесли тяжелое поражение пугачевским отрядам, осаждавшим Уфу. Руководившие осадой этого города-крепости Зарубин, Губанов и Сабуров были взяты в плен.

   Восстание шло с пе­ременным успехом. Окру­женный со всех сторон полками генерала Биби­кова, Пугачев в тяжелых боях потерпел несколько поражений. Вынужденный снять осаду Оренбурга, он двинулся на уральские за­воды для накопления сил.

   Пугачев держал путь в глубь Башкирии. Первым, тепло принявшим его, был Воскресенский медный за­вод. Забрав на заводе год­ных для службы людей, Пугачев перешел на Авзяно-Петровский завод, взятый Соколовым-Хлопушей.  Здесь он осмотрел три­надцать отлитых для него чугунных пушек, поблагодарил работных людей за старание, выдал им деньги. Прихватив с собой часть людей, Емельян Иванович двинулся к Белорецкому заводу. По причине весеннего бездорожья пушек он не взял, приказав доставить их в армию при первой возможности.

   Авзяно-Петровский завод в течение всего пребывания Пугачева в Башкирии являлся мощной базой’ военного снабжения. «Хлопуша чеканил в Авзяне деньги, и отсюда же, по преданию, Пугачев взял любовницу, некую Фаину Фоминишну»...

   Вокруг Пугачева снова стали собираться заводские люди. По горным тропам стекались к нему работные, через уральские кряжи везли на санях чушки, на руках несли ядра. Они просили Емельяна Ивановича взять их под защиту, кля­лись быть верными, вместе с ним отстаивать правду на земле.

   Всех обиженных принимал к себе Емельян Иванович:

   — Веровал я и не ошибся, что вы меня не покинете. Знал, что тропы-дороги приведут вас сюда. А уж на головной путь я сам вас выведу. Да только вот мало­вато вас, мои детушки. Остальным бы сказали, чтоб воедино сбирались.

   — Скажем! — кричали работные.

   И расходились.

   Разойдясь, являлись вдвоем, втроем, вдесятером...

   В эти дни ближайший и преданнейший соратник Пугачева Салават Юлаев с еще большей энергией поднимал башкир на восстание. Посеянное русскими семя восстания нашло плодородную почву на башкирской земле.

   Восстала вся Башкирия.

   Царское правительство опять охватил животный страх. Фрейману было при­казано преследовать Пугачева; пресечь ему дорогу силился Д4ихельсон. Мешала весенняя распутица. Дороги были непроходимы; реки разливались на несколько верст. Фрейман застрял в Стерлитамаке. Михельсон успел переправиться через Вятку по льду, а через Уфу на лодках и 5 мая у Симского завода вступил в бой с крупным башкирским отрядом, предводительствуемым самим Салаватом. Под давлением превосходящих сил противника Салават отошел и остановился в восем­надцати верстах от завода, ожидая Белобородова. Они соединились и выступили с двумя тысячами людей и восемью пушками навстречу Михельсону. Бой опять закончился поражением восставших.

   А на Южном Урале в гуще заводского люда назревали новые события...

НАРОДНЫЙ ВОЖДЬ

   Апрель 1774 года. Проморосил первый весенний дождь. После него опять па­дал снег и таял на лету. На пруду лед становился хрупким. Наступала самая го­рячая пора заводских работ. Обычно в такое время готовились к спуску барок на воду, грузили чугуном и железом, ждали отчала.

   Но теперь не до этого было заводскому начальству. Более полгода завод не работал, а люди находились «всяк по-своему». Дошли слухи, что Пугачев на Авзяно-Петровском заводе. С часу на час ждали его появления и здесь.

   По утрам начальники просыпались раньше всех, бегали от избы к избе, само­лично будили жителей:

   — Мужички, проснитесь!

   Они заставляли укреплять досчатый палисад, прогалы в заборе закатывать бревнами.

   Чтобы противостоять пугачевской коннице, со дворов вытаскивали бороны и укладывали их на плотинном мосту зубьями кверху. Надежным мужикам выдали несколько десятков ружей.

   ...Чуть свет с востока появились первые конники Пугачева. Большой отряд цепью рассыпался, по предгорью и приближался к заводу.

   У плотинного моста отряд стал разбирать бороны. Два-три ружейных выстрела прозвучали слабо и неуверенно. Произошло замешательство.

   Пугачев без пальбы вошел в поселок.

   Колокольным тенорком затренькала деревянная церковь. Навстречу Пугаче­ву с крестным ходом и певчими торопился поп.

   На самом берегу реки Белой стоял особняк управителя. В него внесли белое знамя с золотым раскольничьим крестом. Здесь же расположился и Пугачев с военной коллегией.

   В завод вкатили несколько пушек. Через плотинный мост долго двигались конные и пешие. Одеты они были в кафтаны, зипуны, дубленые полушубки, кое- кто в барскую одежду, на некоторых — кольчуги. В руках — ружья, сабли, пики, топоры, луки и стрелы. Шли стройными рядами, и ничто не говорило о недавнем тяжелом поражении. Войдя, разместились по квартирам и походным войлочным кибиткам.

   В полдень на крыльце особняка появился человек. Его смуглое волевое лицо с черной бородой выражало суровую строгость к врагам и беспредельную любовь к простому народу. Одет он был в малиновый кафтан с золотыми позументами, в лные шаровары и сафьяновые сапоги. На голове казачья шапка с кистью. На груди голубая лента.

   Это и был «император Петр Федорович» — донской казак Емельян Иванович Пугачев, выдающийся народный вождь.

   Из управительского особняка вынесли мягкое кресло. В него сел Пугачев. Рядом стоял главный член вновь созданной военной коллегии полковник Иван Творогов; за ним остальные приближенные — пожалованный в секретари казак Шундеев, повытчик Туманов, полковник Кинзя Арсланов, офицер Горба­тов. С боков их охраняла группа степных казаков и горных башкир.

   А вокруг обступили белоречане. Из лачуг высыпали и старые и малые. Все опустились на колени.

   Емельян Иванович обратился к народу:

   — Встаньте, детушки мои... Благодарствую за прием радушный. Не останусь в долгу перед вами. До смерти заступником буду.

   Народ встал.

   — А теперь скажите-ка мне со всем откровением,— продолжал Пугачев, — не творят ли вам, работному люду, утеснения какие? Скажите, а я послушаю. Сообща порешим как и что...

   Белоречане принесли жалобу на трех господских людей. По государеву приказу утеснители были тут же, при всем народе, повешены. По соображениям военной коллегии приказчика завода и писцов не тронули. Избрали местную народную власть.

   Довольны остались работные люди. Они торжественно присягнули своему заступнику.

   Емельян Иванович распорядился выкатить из господских подвалов бочонки вина.

   — Ну, теперь, детушки мои, приглашаю вас всех потрапезновать... Да за работу примемся.

   В заводе было объявлено пиршество.

   А впереди множество неотложных дел. И Пугачев дни и ночи готовился к новому военному походу.

   Ивану Творогову он приказывал:

   — Указы в ближние селения разослать, чтоб в повиновение наше пришли. Кинзя Арсланов пусть напишет башкирам — они той же минутой здесь будут. На заводы написать. Потребовать сколь можно больше единорогов и ядер к ним. А здесь кузницы в порядок произвесть. Приставить к ним самых наилучших куз­нецов. Все, что потребно, справлять незамедлительно. И чтоб прикащик за масте­ровое дело головой своей ответствовал. Авзянский полк сюда вызвать...

   Шли из Белорецкого завода пугачевские указы на русском и башкирском язы­ках о созыве войска, об изготовлении пушек и ядер.

   Из открытых дверей и окон приземистых мастерских неслись наружу мерные удары водяных молотов, людские выкрики. В кузницах стоял лязг металла. Справ­лялось пушечное, ружейное, обозное дело.

   В тяжелые дни восстания Пугачев не случайно избрал Белорецкий завод мес­том сосредоточения своих сил для продолжения восстания. Авзянцы и белоречане были одними из первых заводских людей, пришедших в его войско. И на этот раз они горячо поддержали Емельяна Ивановича. Белорецкий завод явился надеж­ным центром, к которому со всех концов Южного Урала и Башкирии стягивались отряды. Здесь же было организовано изготовление оружия.

   Первой из ближайших селений поднялась деревня Арская. Сюда явился Иван Творогов с командой казаков. Возле деревни, где над берегом реки Белой возвы­шается «Арский камень», он собрал всех жителей, прочитал им указ Пугачева, объявил о даровании вольности и земли.

   Заводские крестьяне пожаловались на бурмистра. Имея неограниченные пол­номочия в глухой деревне, он бесчинствовал, измывался над народом. По прика­зу Творогова бурмистра подвели к крутому обрыву Арского камня и столкнули вниз. Река быстро унесла труп ненавистного человека.

   Арскиё изъявили желание итти на военную службу к Пугачеву, сто человек поспешили в Белорецкий завод.

   Триста работных  пришли из деревень Ломовки и Березовки. Явилась сотня узянцев. Бросили завод кагинские работные — «крестьяне с онаго завода все сошли к Пугачеву, остались, только четыре бабы».

   Русские смешались с башкирами —тамьянцы во главе со своими старшина­ми Каскиным-Самаровым и Юлдашевым прискакали к Пугачеву. С большим отрядом явился китайский башкир-общинник Ямал,

   Со всех четырех сторон по горным дорогам и исхоженным тропам стекались заводские люди, казаки, башкиры, татары. Лома, дворы и улицы Белорецкого поселка переполнились народом.

   По приказу Пугачева явился Авзянский полк под командованием Анисима Тюрина. С ним, в чине походного сотника, прибыл Матвеев.

   Сосредоточив в Белорецком заводе более пяти тысяч человек и послав под Екатеринбург Белобородову приказ о немедленном выступлении на крепость Магнитную, Пугачев 2 мая 1774 года со своим войском двинулся в этом же направлении.

   По горной каменистой дороге на много верст растянулся походный обоз. Не желая больше никогда возвращаться на «огненную» работу, белоречане взяли с собой жен и де­тей, захватили и весь скарб.

Емельян пугачев. Карандашный рисунок неизвестного художника XVIII века. Чкаловкий краеведческий музей.

   Белорецкий завод был окутан дымом. Пламя уничтожало соору­жения и деревянные постройки...

   Пугачев оберегал заводы, при­казывал «не чинить разорения дабы вороги слабость матушки-России не почуяли». Заводы являлись база­ми военного снабжения Пугачева. Но на этот раз восставшие не хо­тели оставить Белорецкий завод пра­вительственным войскам и владельцу Твердышеву, боясь, что железо, ока­завшись у поработителей, опять за­звенит цепями на руках и ногах народа.

   Почти никто не остался в Бе­лорецком поселке — только самые старые и тяжело больные, да еще одна молодая и красивая женщина, устремив свой печальный взгляд на юго-восток, вслед уходящим.

   Это была Фаина Фоминишна.

   С тех пор, как из-за Емельяна Ивановича покинула она свой родной Авзян, прошло немного времени. Но всей душой, всем сердцем привязалась она к Пуга­чеву.

   А Емельян Иванович последние дни смотрел на нее нарочито строго.

   Ничем она его не прогневала. Это злодей Иван Творогов, может, по зависти разлучил их. Слышала она, как укорял он Емельяна Ивановича, говорил, что не время «возжаться с бабами».

   Наделил се Емельян Иванович разными нарядами и приказал вернуться в Авзянский завод.

   Но без милого дружка никакие наряды не радуют.

   Исчезали последние ряды уходящих в военный поход. У Фаины Фоминишны к горлу подступал горький комок.

   Она пыталась представить себе суровое лицо Емельяна Ивановича. Но гла­за заволакивались слезами, за ними ничего не было видно. Фаина Фоминишна под­несла к глазам фартук и безутешно зарыдала:

   — Емельян Иванович, Емельян Иванович...

   Это он вытирал слезы бедноте, обиженным. Кто теперь вытрет слезы Фаи­не Фоминишне? Единственной отрадой ей станет... замирало сердце. А будет ли он походить на Емельяна Ивановича?!

ПОРАЖЕНИЕ

   Отчаянный бой дал Пугачев в Магнитной. Он сам водил войско на штурм кре­пости и получил ранение. Только к исходу второго дня жестокое сражение окон­чилось победой народной рати.

   Крепость пала.

   К Пугачеву подоспел Белобородов. Он оказался разбитым под Екатерин­бургом, но все же привел шестьсот человек. Неожиданно явились с казаками и за­водскими крестьянами верные командиры Пугачева Овчинников и Перфильев.

   Все двинулись вверх по Оренбургской линии, а затем по Уральскому хреб­ту, опять круша царские форпосты и крепости.

   Уходя из Магнитной, Пугачев для ее охраны оставил сотню белоречан, а с ними жен и детей, остальных — взял с собой. Вскоре правительственные войска заняли крепость. Белоречан силой вернули на завод. Им обрили головы и преду­предили, чтобы «под страхом смертной казни не отлучались от своего дома далее, одной версты».

   Появление Пугачева в горной Башкирии усилило народное движение. Как утверждали сами царские генералы, к нему «присовокупилось великое число баш­кирцев, кои с великой радостью толпу его умножили».

   Очень значительны были силы и екатерининских войск. Фрейман, Деколонг и Михельсон преследовали восставших, нападали на них с боков, встречали в лоб. В неравных и жестоких боях таяли пугачевские отряды. Их все чаще и чаще встре­чали пушечные выстрелы. . Восставшие несли большой урон. Пугачев потерял своего вернейшего соратника Соколова-Хлопушу еще при отступлении от Орен­бурга. Предатели связали его и доставили в крепость. Там Соколова-Хлопушу казнили.

   За самим Пугачевым охотился Михельсон. На пути к Чебаркульской крепо­сти они встретились лицом к лицу. Опять бой и снова неудача. Пугачев торопился соединиться с Салаватом.

   Башкирский батыр накануне сжег Симский твердышевский завод и действо­вал вблизи Саткинского. Михельсон прибыл и сюда. Салават тем временем пере­шел реку Ай и остановился в горах, ожидая Пугачева. Они встретились. .Михель­сон напал на обоих. Завязался горячий бой. Пугачев, Белобородов и Салават едва спаслись.

   Через несколько дней Пугачев вновь сумел набрать около пяти тысяч человек. Но 3 июня 1774 года у Китов произошло генеральное сражение, в котором народ­ный предводитель потерял большую часть своей армии.

   Переправившись через Каму, Пугачев опять пополняет свои силы, берет Вот­кинский и Ижевский заводы, идет на Казань, и 12 июня после штурма овла­девает ею.

   В погоне за Пугачевым Михельсон опоздал явиться в Казань; подойдя на сле­дующий день, нанес ему новый удар.

   Отовсюду восставших стали теснить зеленые егеря, синие уланы и черные гу­сары. Смерть беспощадно косила людей. Смертью бесстрашных пали все до еди­ного авзянцы и белоречане, а с ними и походный сотник Матвеев.

   Пугачев с отрядом в несколько сот человек отступил и перешел на правый бе­рег Волги.

   ...Неутомимый и блестящий организатор, он разжигает в Поволжья с новой могучей силой крестьянскую войну. Его восторженно встречают русские, удмурты, марийцы, чуваши, мордвины. Они восстают против крепостнического и колони­ального гнета.

   Пугачев призывает:

   — Кто помещика убьет и дом разорит, тому жалование — денег сто. А ежели кто десять домов дворянских разорит, тому — тысяча рублев и чин гене­ральский!

   Паника охватила помещиков, дворян и чиновников не только Поволжья, но и Москвы. Было время, когда царица Екатерина II собиралась даже бежать из Петербурга в Ригу.

   Но не направился Пугачев на Москву — повернул на юг, двинулся через Ала­тырь, Саранск, Пензу на Саратов и Царицын. Хотел он на родном Дону нако­пить силы.

   За Пугачевым неотступно гнался Михельсон. В ста верстах от Царицына Пугачев 25 августа потерпел еще одно и на этот раз последнее поражение. Пере­правившись через Волгу, он пытался с небольшой группой людей пробраться опять к Яику — родине великого восстания, но был схвачен предателями и выдан царским властям.

   Пятнадцатого сентября Пугачев был доставлен в Яицкий городок. А через два дня — 17 сентября 1774 года — исполнился ровно год, как он встал во гла­ве восставших казаков. Но теперь Емельян Иванович Пугачев был побежденным.

   Железная клетка. Москва. Монетный двор. Каменная стена, тяжелые цепи. Допросы, жестокие пытки...

БАТЫР БАТЫРОВ

   Джигит рождается для родины. Вырастает джигит, и забота о родине ложит­ся на его плечи. Джигит превращается в батыра. Батыром его делает народ.

   Батыр Салават Юлаев, выдающийся сподвижник Пугачева, национальный герой башкирского народа родился 16 июня 1752 года в деревне Текеево, Шай­тан- Кудейского юрта, Уфимской провинции. Отец Салавата Юлай Азналин был родом из Кудейского племени горной Башкирии. Юлай служил старшиной волости. В отличие от многих других старшин, он защищал интересы башкир-общинников и выступал против грабежа их земель. В Семилетнюю войну с Пруссией (1756 —1762 гг.) он командовал отрядом конных башкир.

   Юлай воспитал волевого сына, с ранних лет обучал его и джигитовке, и руб­ке, и стрельбе из лука.

   Салават «обладал громадной физической силой, от всей его фигуры с широки­ми плечами веяло чем-то могучим и обаятельным, а в черных задумчивых глазах светились ум и энергия».

   Салават видел, как помещики-заводчики издеваются над своими невольника­ми — русскими крепостными крестьянами и как попирают права его соотечест­венников — башкир, изгоняя их с родовых земель. Все это разбудило в Салавате жгучую ненависть к крепостникам. И Салават вступил в героическую народную битву на стороне Пугачева.

   Начал он с небольшого конного отряда башкир. Прибыв в Бердскую слободу, представился Пугачеву. Скоро отличился и был пожалован чином полковника.

   Пугачев послал его поднять и возглавить восстание коренного населе­ния. Опираясь на поддержку своих сородичей, Салават поднял на борьбу башкирский народ.

   Салават храбро сражался и смело брал царские крепости и форпосты. Раненый, продолжал руководить боевыми действиями. Очень скоро он выдвинулся в талант­ливого организатора и полководца.

   В конце декабря 1773 года под водительством Салавата был занят Сарапул. Пала Красноуфимская крепость. Башкирская конница штурмовала Кунгур и Екатеринбург.

   Салават был не только героем-воином, но и поэтом и певцом-импровизатором. На его восприимчивую поэтическую натуру плодотворно действовала прекрасная природа Башкирии. В боевых рядах пугачевской армии он стал пламенным три­буном и с могучей силой своего таланта призывал-народ на беспощадную борьбу с врагами.

   Уход Пугачева за Каму и далее на правый берег великой русской реки, за­кончился его поражением. А свободолюбивый башкирский народ продолжил борь­бу под руководством ближайшего соратника Пугачева Салавата Юлаева. Вождь крестьянской войны оставил его в Башкирии, чтобы задержать здесь правитель­ственные войска и тем облегчить себе военные действия на Волге.

   Башкирия была царской колонией, одной из жертв самодержавия; вот поче­му башкиры в пугачевском восстании приняли такое горячее участие.

   В своем обращении к башкирскому народу 10 сентября 1774 года Салават Юла­ев писал:

   «Против русских в сердцах у нас нет злобы. Нам, башкирам и русским, не сле­дует вести споры и разорять друг друга».

   Выступление башкир являлось составной частью крестьянской войны. От предшествовавших восстаний оно отличалось не только своим размахом, но и, пре­жде всего, тем, что было первым совместным выступлением трудовых масс баш­кирского народа с русским крестьянством против феодально-крепостнического строя.Характерная особенность восстания состояла в том, что в нем борьба трудя­щихся башкир против феодально-крепостнического гнета слилась с борьбой про­тив колониального порабощения.

   Башкиры долго не складывали оружия. Пылали барские усадьбы...

   Укрепившись в Ельдяцкой крепости, Салават в короткий срок сформировал конный отряд численностью до трех тысяч человек. Появился опасный для царско­го правительства новый очаг восстания.

   В Башкирию опять двинулись вооруженные силы. Подполковнику Рылееву было приказано атаковать заслоны Салавата и окружить крепость. Вблизи ее 22 сентября 1774 года произошло кровавое сражение. Оно явилось катастрофичес­ким для восставших. Но захватить самого Салавата Юлаева не удалось.

   В октябре Салават появился на реке Юрюзани. Рассчитывать на собирание свежих сил не приходилось — народное движение всюду оказалось подавленным, а разрозненные отряды восставших окруженными.

   Даже тамьянцы и катайцы, известные своей неустрашимостью, теперь преследуемые правительственными карательными отрядами, были вынуждены скрыться в дебри собольего края. Ямал с группой близких ему людей долго жил в пещере близ местечка Кадыш, что верстах в двадцати от Белорецкого завода.

   Народ издавна назвал эту пещеру его именем. Начинается она на поверхности земли провальной карстовой ямой, глубиной в два человеческих роста. На пути  небольшая площадка. Сбоку — проход с крутым наклоном вниз. Он постепенно расширяется и превращается в большой и высокий коридор. В конце еще два хода, расположенные один над другим; шагов через двадцать они заканчиваются тупиками. Стены пещеры всегда покрыты инеем, на сводах сосульки, а карнизы в снегу.

   И по сей день на полу лежат кости домашних животных, береста и куски сгнив­ших деревьев. Здесь же рыхлая лестница, которой пользовались скрывавшиеся, забираясь наверх пещеры.

   Так уходили в подземелье восстававшие, прячась от жестоких преследова­ний. Их искали, ловили и нещадно казнили.

   Царские наймиты особенно усердно рыскали за Салаватом. Легендарного баш­кирского батыра правительственные войска окружили железным кольйом. Началь­ник Тайной экспедиции Потемкин обратился к нему со специальным увещеванием, прося прекратить восстание и обещая пощаду. Но Салават не хотел сдаться на ми­лость царским властям.

   А кольцо вокруг него все. сжималось... В Каратавлинском лесу, возле реки Юрюзани, 24 ноября 1774 года Салават Юлаев был взят с оружием в руках. Неза­долго до этого был захвачен и его отец — Юлай.

ПОЧЕМУ В УРАЛЬСКИХ ГОРАХ ХРУСТАЛЯ МНОГО

   Десятого января 1775 года в Москве, на Болотной площади, свершилась страш­ная казнь. Над головой Емельяна Ивановича Пугачева сверкнул в руках палача топор. Тогда же были казнены его ближайшие сподвижники...

   Через месяц в Уфе казнили Зарубина и Губанова. Зарубину отрубили голову и насадили ее на шест. Шест выставили около Оренбургской переправы, откуда За­рубин в свое время осаждал Уфу. Тела обоих сожгли вместе, с эшафотом. Палачи развеяли прах.         

   Царское правительство жестоко расправилось с Салаватом и Юлаем.

   Длинный путь под усиленным караулом... Москва... Возвращение в Баш­кирию... Мучительные дни и ночи в казематах Уфимского магистратского острога... Приговор.

   Салавата Юлаева и Юлая Азналина приговорили к наказанию кнутом по 175 ударов каждому, вырезанию ноздрей, клеймению раскаленным железом и ссылке на вечную каторгу.

   Десятого сентября закончилась страшная экзекуция над сыном и отцом. Треть­его октября их, измученных, заковали в кандалы и увезли из родной Башкирии за тысячи верст—на каторгу в Балтийский порт Рогервик.

   Прошло немного времени, и по Башкирии поползли зловещие слухи. Они пе­ревалили Уральский хребет, дошли до аула Текей:

   — Не перенес неволю Салават. Покончил он жизнь самоубийством!

   Но люди не хотели верить в это, не таков их Салават.

   Шли годы, десятилетия... Самоубийство Салавата оказалось гнусной ложью царского правительства. Оно пыталось навсегда похоронить память о легендарном батыре.

   В «Статейном списке состоящим в Балтийском порте престарелым каторж­ным невольникам от 19 мая 1797 года» — стоит имя Салавата Юлаева. Ему было уже 45 лет. Здесь же и имя Юлая Азналина—семидесятипятилетнего старика.

   Салават прожил на каторге не менее 22 лет!

   Закованный в кандалы, он не пал духом, стойко перенес все муки каторжной жизни, верил, что все же наступит время и народ, наконец, сбросит оковы.

   Таков был поэт-воин Салават Юлаев. Заслуга его состоит, прежде всего, в том, что он впервые в истории Башкирии повел угнетенных трудящихся башкир на сов­местную с русским народом борьбу против угнетателей. Он был поборником друж­бы русского, башкирского и других народов. Вся его жизнь была всецело посвя­щена благородной цели — борьбе за освобождение народов Башкирии.

   И народ никогда не забудет это. Народ слагает о Салавате Юлаеве песни.

   В горах Южного Урала, в башкирских аулах, из уст в уста передается леген­да, носящая название «Почему в Уральских горах хрусталя много». Она повествует

   Башкиры —коренные уральцы. Природа наградила их самым ценным — сме­лостью, силой и бодростью.

   Посмотрите на наших егетов: кто быстрее их проскачет на коне? Попробуйте силу нашего борца, и вы вмиг очутитесь под ним! А вы видели когда-нибудь уны­вающего башкира? Нет! В затруднительную минуту он способен взять курай и за­петь песню.

   Было время, когда на плечи башкир пала масса невзгод. Худо, ой как худо, приходилось башкирскому народу.

   А началось с того, что появились богатые и бедные. Богатые забрали все, что было на уральской земле. Изнывал народ в тягостном труде на баев.

   Но башкирский народ верил, что есть правда на свете. Он никогда не терял на­дежду на человеческое счастье.

   Вся Башкирия узнала о батыре батыров — Салавате Юлаеве. Пришел он к народу и сказал правду:

   — Если бы босатые могли, то отобрали бы для себя и небесное светило. Но при­рода так хорошо устроена, что солнце светит одинаково для всех людей. На земле должно быть то же самое!

   И восстал весь башкирский народ. Пути, испещренныесалаватовской конницей, озаренные пожарами, были видны по ночам..

   Но царские сатрапы захватили в руки лучшее из лучших, что было в Баш­кирии — Салавата Юлаева, мучили и истязали его, а после сослали на вечную каторгу.

   Народное горе разлилось по всей Башкирии. Гибель батыра батыров оплаки­вали все — от мала до велика.

   Плакать уходили в горы. Плакали втихомолку по одному, плакали и вместе — двое, трое и больше.

   Падали слезы на землю и просачивались в ее недра. Слезы были горькие и чи­стые. Долго лежали они в земле и твердели. За это время превратились слезы в прозрачный камень — хрусталь.

   Если в Уральских горах малый хрусталь находят,— значит на этом месте один человек плакал. Если побольше хрусталь находят, значит — несколько человек лили слезы. А если большой хрусталь находят, значит — всем аулом слезы лили..

   Восстание пашенных крестьян, уральских работных, башкир, татар, чувашей, удмуртов и других народностей Приуралья и Поволжья было подавлено беспощад­но. Царское правительство разослало карательные экспедиции, которые пороли крестьян, колесовали и вешали тысячи людей, уничтожали целые селения. После подавления восстания еще больше усилилось угнетение народа. Угнетатели мстили.

   Основной и ведущей силой восстания 1773—1775 гг. являлось русское кресть­янство. У восставших не было ясной и продуманной программы. Пугачев, хотя и добивался свержения господства помещиков и уничтожения крепостного права, но в деле политического переустройства России не мог итти дальше призыва «За хорошего царя».

   Решающей причиной поражения крестьянского восстания 1773—1775 гг. явилось отсутствие в то время рабочего класса, могущего возглавить восста­ние, придать ему нужное направление. «Крестьянские восстания, — указывает И. В. Сталин,— могут приводить к успеху только в том. случае, если они соче­таются с рабочими восстаниями, и если рабочие руководят крестьянскими вос­станиями. Только комбинированное восстание во главе с рабочим классом может привести к цели».

 Прочнее стали. Авт. Р.А. Алферов. 1954 г.