Глава 7. Первые шаги

25 августа 2020 03:23

130

0

Книги о Белорецке и р-не Прочнее стали

Главный редактор

МЕДВЕЖИЙ УГОЛ

   Словно затерянный в Уральских горах, стоял в стороне от железной до­роги Белорецкий завод. Держал он связь с внешним миром гужевыми путями в Верхнеуральск, Троицк, Уфу и горными тропами на станцию Вязовую. Он не даром являлся местом ссылки противников царского самодержавия. В николаевской России было много таких мест, похо­жих друг на друга. О важных событиях узнавали от заезжих лиц да по почте...

   Но и здесь жили люди, готовые одинаково со всеми бороться за светлую жизнь. Таким был молодой столяр Василий Косоротов, внук потомственных дерево­обделочников. Уже в девятнадцать лет он поднимал мастеровых на борьбу за свои права.

   Как только в заводе появлялись административно-ссыльные, Василий заводил с ними связь. Акционерное общество, расширяя производство, волей-неволей со­действовало культурному росту края. Все больше требовалось людей на заводскую службу. Заводоуправление было вынуждено принимать на работу и административ­но-ссыльных. Они-то и явились в Белорецком заводе распространителями идей освобождения народа от царского самодержавия.

   Зимой 1886 года в Белорецкий завод приехал бухгалтер Мейер. Он был сослан в медвежий угол после убийства народниками императора Александра II. Мейер создал здесь отличную библиотеку. В ней появились произведения почти всех классиков русской литературы и даже сочинения Чернышевского, Герцена, Бе­линского. Белоречане впервые прочитали «Былое и думы». С присылаемыми книгами, журналами и газетами попадала и нелегальная литература.

   Вскоре в заводском поселке появилось «Общество потребителей». Его органи­зовал Василий Косоротов. Начинание было важным. После отмены крепостно­го права мастеровым сказали, что вместо надела земли они получат хорошие зара­ботки. Но это осталось пустым обещанием. И рабочие, отработав смену на заводе, шли ночью в поле, нанимались возить дрова, уголь. Так и сводили концы с конца­ми. Вот почему у многих уральских рабочих были свои огороды, посевы, скот.

   «Рабочий на других заграничных или даже петербургских фабриках и заводах,— подчеркивал В. И. Ленин, — чужд интересам этих заводов: сегодня он здесь, завтра в другом месте. Фабрика идет, и он работает; барыши сменились убыт­ками — он берет свою котомку и уходит так же скоро и легко, как и пришел. Он и хозяин завода — два вечных врага... Совсем в другом положении рабочий ураль­ских заводов: он местный житель, имеющий тут при заводе и свою землю и свое хо­зяйство, наконец, свою семью. С благосостоянием завода тесно, неразрывно связало и его собственное благосостояние... И вот он готов переживать годы, готов рабо­тать из половины рабочей платы, или, что то же, половину своего рабочего вре­мени оставаться без работы, чтобы дать возможность заработать кусок хлебе другому такому же местному рабочему. Словом, он готов итти с своим хозяином на всякие соглашения, лишь бы только остаться тут же при заводе...»

   Так и белорецкий рабочий оказался стоящим одной ногой на заводе, другой— на земле. Но пахотные земли и пастбища находились в руках заводоуправления. За сенокосные угодья с рабочих брали натурой, а за все остальное деньгами или бесплатной отработкой. Землю приходилось арендовать. Те, которые не имели средств, попадали в кабалу к купцам, закладывая свои расчетные книжки. «Общест­во потребителей» организованное Косоротовым, оказывало материальную по­мощь рабочим.

   В Белорецкий завод в 1893 году впервые явился земский начальник Фиксен, человек с двумя особенностями: кубическим объемом и злостью цепного пса. Он заинтересовался личностью Косоротова.

   На общем сходе рабочих Фиксен заявил:                                                          

   — Итак, я приехал следить за вашим поведением. У меня чтобы не было ника­ких разговоров о наделе землей. Меня сюда сам государь прислал. Отныне все ре­шения сельских и волостных сходов будут приниматься только с моего ведома. Я — ваш царь, я — ваш бог. Знайте и не забывайте про это.

   Косоротов, выделяющийся в толпе своим добротным ростом, подался вперед. — Насчет царя и бога, это еще как сказать. А насчет земли, тоже посмотрим... Фиксен задрал голову кверху, побагровел от злости, но в спор не вступил.

   После этого он неоднократно брал Косоротова под арест за «вредные» выступ­ления, но под давлением массы всякий раз освобождал.

   В 1897 году в завод приехал административно-ссыльный студент Петр Ефимо­вич Кувайцев, больной, измученный, но твердый духом человек. Когда Николай II Еступил на престол, Кувайцев со своими товарищами отказался ему присягнуть и, отсигев за это полгода в Петропавловской крепости, был выслан на Южный Урал.

   Петр Кувайцев распространял взгляды революционных социал-демократов. Искусно конспирируясь, он в небольшом евангелии подчеркивал отдельные изре­чения, а на полях страниц писал свои замечания о невыносимом положении рабо­чих царской России. С такими пометками-евангелие передавалось из рук в руки.

   У Косоротова с Кувайцевым установились близкие отношения. Они часто езди­ли в башкирские коши пить кумыс... По дороге Кувайцев говорил Косоротову о необходимости свержения царского самодержавия.

   К сожалению, дружба этих двух людей была недолгой. Полиции стало извест­но, что Кувайцев ведет среди рабочих пропагандистскую работу. Ему предложили переменить место жительства. Вскоре он умер от чахотки.

   Осенью 1900 года приехавший учитель Дмитрий Алексеевич Киселев организо­вал так называемое «Собрание семейных вечеров». Здесь читались вслух безобидные книги, ставились инсценировки. Сначала кружок посещали отдельные завод­ские служащие, затем начали приходить и рабочие. Последнее было делом рук Косоротова. Вечера стали носить иной характер—на них осторожно читалась за­прещенная литература. Киселеву активно помогал и лесной кондуктор В. Н. Тихан.

   В это время в Белорецком заводе еще не было социал-демократической органи­зации. Однако отдельные люди уже вели не только просветительную работу, но и высказывались за свержение царского самодержавия.

ИЗ ИСКРЫ ВОЗГОРИТСЯ ПЛАМЯ

   В царской России целые отдаленные губернии, сотни населенных пунктов яв­лялись местами ссылки. Такой была и Уфа.

   Находившиеся в ссылке в Уфе революционеры-профессионалы А. Д. Цюрупа и А. И. Свидерский организовали в 1900 году первый марксистский кружок рабочих Уфимских паровозоремонтных мастерских. Кружок возглавил передовой рабочий Иван Якутов.

   Здесь же в ссылке была Н. К. Крупская. Она помогала работе кружка. С круж­ком держал письменную связь и руководил его деятельностью Владимир Ильич Ленин.

   В феврале и июне 1900 года Ленин был в Уфе. Он проводил совещания с соци­ал-демократами и обсуждал вопрос об организации издания общерусской полити­ческой газеты «Искра».

   «Эта мысль, — говорится в Кратком курсе «Истории ВКП(б)», —была обду­мана Лениным в ссылке во всех подробностях. По дороге из ссылки Ленин устроил по этому вопросу ряд совещаний в Уфе, Пскове, Москве, Петербурге. Везде он уславливался с товарищами о шифрах для тайной переписки, об адресах для присыл­ки литературы и т. д. и обсуждал с ними план будущей борьбы».

   Создание общерусской нелегальной газеты являлось важнейшей задачей рево­люционных марксистов России того времени, так как с помощью только такой газеты возможно было «связать между собой разрозненные марксистские организа­ции и подготовить создание действительной партии»,  способной возглавить трудя­щихся в их борьбе против капиталистического строя. Первый номер «Искры» вышел за границей в декабре 1900 года.

   В 1901 году рабочие социал-демократы марксистского кружка Цюрупы и Сви- дерского организовали «Уфимский рабочий комитет». Он объединил все социал- демократические рабочие кружки, стал нести марксизм в массы, распространял га­зету «Искра».

   Выдающимся и радостным событием было получение первого номера ленинской газеты в Белорецком заводе. Два ее экземпляра привез из Уфы в марте 1902 года аптекарь Бравин и передал Косоротову.

   Косоротов срочно собрал рабочих-активистов и прочитал им газету от слова до слова. Написанная В. И. Лениным передовая статья «Насущные задачи нашего движения» ответила на самые животрепещущие вопросы, возникавшие в то время у белорецких рабочих. В ней была четко определена ближайшая политическая задача русской социал-демократии: свержение самодержавия, завоевание политической сво­боды; говорилось, что переоценка экономической борьбы отодвигает на второй план политические задачи пролетариата, что недостаточно разъясняются социалистиче­ские цели и политические задачи всего движения в целом. Содействие политическо­му развитию и политической организации рабочего класса определялось, как глав­ная задача. Передовая указывала, что действуя разрозненно в местных мелких кружках, социал-демократы недостаточно уделяли внимания делу организации революционной партии, объединяющей всю деятельность местных групп и дающей возможность правильно поставить революционную работу. Передовая статья, от­давая должное обществам взаимопомощи, стачечным кассам и рабочим кружкам, призывала организовываться прежде всего в политическую партию для решающей борьбы против самодержавного правительства и против всего капиталистического общества.

   Эти ленинские положения имели величайшее значение для всего рабочего дви­жения в России и в частности в Башкирии и в Белорецком заводе.

   Газета ходила по надежным рукам — ее читали, переписывали отдельные абзацы. Боясь, что записи могут попасться полиции и текст не сохранится, Косоротов поручил группе близких ему людей выучить передовую статью наизусть по отдель­ным частям. Сам запомнил следующие ленинские слова:

   «При крепкой организованной партии отдельная стачка может превратиться в полити­ческую демонстрацию, в политическую победу над правительством. При крепкой организо­ванной партии восстание в отдельной местности может разрастись в победоносную рево­люцию».

   Под заголовком газеты «Искра» был эпиграф: «Из искры возгорится пламя». Слова эти взяты из ответа декабристов Пушкину, пославшему им приветствие в сибирскую ссылку. Белорецкие рабочие-активисты стали пользоваться ими в ка­честве пароля при сборах па нелегальные сходки.

ВПЕРВЫЕ

   Когда вершина горы Мраткиной, самой ближней горы к Белорецкому заводу, освобождается от снега, — ранней бывает весна. Сосны и ели блестят на солнце зеленью. В низинах гор быстро поднимается из земли молодая трава, набухают поч­ки черемухи, в поселок прилетают первые ласточки... Считанные дни остаются до мая — месяца обновления природы, ее чудесного цветения.

   ...Над заводом повис вечер. На берегу пруда в окнах приземистого старого домика, на который до удивления похожи сотни других рабочих жилищ Нижнего селения, зажегся огонек. Из ворот вышел широкоплечий молодой человек в сукон­ном пиджаке.

   Пыхтели и громыхали цеха завода, переливаясь светом выпускаемого после плавки металла. В зеркале пруда отражались освещенные заводские корпуса, дом­ны и трубы. Пахло гарью. Временами от пруда пробивалась свежая струя весеннего воздуха и тут же исчезала.

   Немного задержавшись у ворот и оглядевшись вокруг, человек торопливо направился вдоль заводского забора по дороге в Верхнее селение.

   Навстречу попадались запоздавшие со смены рабочие. Шли они молча, чуть волоча ноги. На сливном мосту шумела пропускаемая вешняя вода. За мостом, на подъеме в гору — заводская контора. У входа сторож зажигал мутный керосиновый фонарь — единственный во всем поселке. Чуть дальше — волостное правление с пожарной каланчой на крыше. В освещенном окне второго этажа виднелись люди, размахивающие руками. Шло какое-то заседание. Человек хотел задержаться на минуту и полюбопытствовать, но под носом проскочил урядник и у входа в прав­ление оглянулся. Пришлось продолжать свой путь. Направо, возле «Чайной», сто­яли несколько подвод, груженых планками для Тирлянского завода. Из открытых окон доносился спор изрядно подвыпивших коновозчиков.

   Человек повернул на Тирлянскую улицу. Ее пересекла Копьевская. Влево, на косогоре, за высоким забором приютился двухоконный домик с покосившимися воротами. Здесь жил Иван Портсман — одногодок и друг Александра Пухова.

   Познакомились они года два назад на заводском собрании. Слесарь механиче­ского цеха Портсман взял слово и обвинил управляющего в незнании положения рабочих, требовал, чтобы тот побывал в Нижнем селении и посмотрел, как живут мастеровые люди. Мартеновец Александр Пухов удивился—выступление было очень смелым. После собрания шли вместе. Откровенно говорили. С тех пор Пухов без­гранично доверял Ивану. Портсман познакомил Пухова, и с недавно приехавшим из Юзовки прокатчиком Федором Алексеевым, человеком подвижным и напористым, глубоко идейным, преданным рабочему классу. Пухову казалось, что Алексеев хо­тя и имеет за плечами не мало лет и опытом больше его умудрен, а неосторожен до крайности. Не потом выяснилось, что прокатчик просто от роду смел, и качество это- у него каленым железом не выжжешь.

   Все вместе не раз бывали в доме Косоротова. Приходил и кустарь Петр Кленов. Много было переговорено, высказано сокровенных мыслей. Так завязалась дружба.

   Когда Косоротов предупредил, что за ним установлена слежка, место встреч перенесли в домик Портсмана. Последнее время здесь решались самые неотлож­ные вопросы рабочего движения, произносились такие речи, что если бы их слы­шали полицейские шпики, то, вероятно, всполошилась бы вся губерния...

   Пухов, оглянувшись, постучал в калитку. На условный стук вышел сам хо­зяин.

   — Александр, только тебя и ждем,— полушопотом сказал Иван и пропустил Пухова вперед, запирая за ним ворота.

   В комнате уже сидели Косоротов и Алексеев. Поздоровавшись, Александр сел за стол. Вошел Портсман.

   — Так вот,— сказал Косоротов,— разговор у нас не велик. Как договорились на прошлой неделе, так и действовать надо. Временить тут больше нечего. Завтра все, кто из прокатчиков может, должны после работы собраться на вершину горы Мраткиной. Там сообща и порешим, как и что... Тебе, Федор, самое ответственное дело — людей на явку организовать. Ты: теперь в прокатке, как рыба в воде... А тебе, Александр, по домам пройти — кто от смены свободен, чтоб тоже был. Да смо­три не со всеми говори. Гляди на человека: что собой значит. Полагайся на Евсеева Кузьму. Он каждого знает. Одним словом, чтобы прохвосты к нам не втерлись... Ивану насчет охраны. На дороге и на всех тропах выставить...

   Косоротов встал. Расходились по-одному. Это было самое короткое совещание организаторов и руководителей рабочего движения в Белорецком заводе.

   Уходя первым, Косоротов сказал:

   — Да чтоб к горе шли не партиями, а врозь. Под разными видами...

   На другой день, после работы, к горе Мраткиной сходились рабочие. Один с уздой, чтобы привести пасущуюся лошадь, другой с удочкой, чтобы половить в пру­ду рыбу, третий — с котелком и картошкой...                                  

   В лесу собирались по двое-трое и через постовых поднимались на вершину го­ры. Возле постовых слышалось:

   — Из искры возгорится пламя...

   А еще через день,— это было 1 мая 1902 года,— забастовала прокатка. Про­катчики проволочного, чернового и крупносортного станов бросили работу и потре­бовали от управляющего заводом Коля сокращения двенадцатичасового рабоче­го дня и гарантии оплаты труда низшим рабочим не менее 40 копеек в день. Тот не согласился и, пригрозив увольнением, приказал немедленно приступить к работе.

   Но не тут-то было. Рабочие не унимались и каждый день требовали своего. Тогда управляющий уволил из числа стачечников двадцать человек, а на их место вызвал прокатчиков Авзяно-Петровского завода.

   Бастующие встали стеной у проходных ворот:

   — Авзянских не пустим!

   — Можем допустить, ежели будем работать по восемь часов в три смены.

   Через десять дней управляющий сдался.

   С этих пор прокатный цех стал работать в три смены. Белорецкие рабочие по­звали огромную силу организованных выступлений. Они установили связь с рабо­чими Катав-Ивановского завода, находящегося на границе двух губерний — Уфимской и Оренбургской. Там действовала социал-демократическая группа, за­нимавшаяся систематической пропагандой марксистских идей.

   Заводы Катав-Ивановский, Златоустовский, Миньярский и Симский нахо­дились в более выгодном положении. Они были на линии железной дороги и социал- демократическим организациям было легче держать с ними связь. Сюда довольно часто посылались агитаторы, регулярно завозилась нелегальная литература. Бело­рецкие же социал-демократы, как ни старался Косоротов, такую связь долгое вре­мя не могли установить и работали больше по своему чутью.

   Связь с катав-ивановцами оказалась плодотворной. Стала чаще и больше появ­ляться запретная литература. Она совершала сложный многоверстный путь. Ее везли в мешках муки, в ящиках, зашивали в одежду.

   В Белорецкий завод ее доставлял аптекарь Бравин. От него литературу бра­ли и распространяли Косоротов, Портсман, Пухов и Кленов.

   В Тирлянском заводе запрещенную литературу получал слесарь Алексей Яков­левич Оглоблин, который так же, как Косоротов в Белорецком заводе, был вожа­ком рабочих Тирлянского поселка. По доставке крамольных книг Оглоблин имел преданного человека Василия Прусакова. Прусаков часто ходил пешком на стан­цию Вязовую, брал у заведующего чайной Ивана Подсеваткина запрещенные кни­ги и под видом нищего уносил их в котомке. Принесенную литературу прятали в крышках гармоник, а по воскресным дням уходили «веселой компанией» в лес и там читали. Недалеко от поселка, возле Марюткина камня, стояло дерево с дуплом. Его нашел Оглоблин. Там он хранил «крамольные» книги и туда посылал людей читать их.

   Так в разное время на обоих заводах появились брошюры о Морозовской стач­ке, о том, куда идут штрафы с рабочих, листовка о Первом мае, в которой говори­лось о необходимости свержения царя.

   Спрос на нелегальные издания все возрастал. Некоторые страницы книг и ли­стовки переписывали от руки и размножали. Люди жадно тянулись к правде.

   Но эту правду никак не хотели пускать в народ полицейские, жандармы, зем­ские начальники... В сентябре 1902 года в Белорецкий завод приехал вице-губер­натор Таубе. Старшина волости угодливо докладывал:

   — В волости почти что все спокойно... Есть смутные люди. Произносят непоз­волительные слова... В смысле самодержавия. Люди эти — двое тутошних и один приезжий. А по фамилии, стало-быть, Косоротов, Кленов, Алексеев.

   ... За настроением рабочих особенно рьяно следил все тот же земский началь­ник Фиксен. Он получил задание окончательно разделаться прежде всего с Косо­ротовым. С помощью волостного старшины Фиксен собирал сведения о каждом ша­ге белорецкого социал-демократа.

   Видя это, товарищи Косоротова повели агитационную работу в защиту своего вожака и против самого Фиксена. Используя русский обычай ходить в святки ряжеными, Пухов с группой рабочих являлся загримированным в избы масте­ровых и пел на мотив «Ах, ты, зимушка-зима» сочиненную коллективно песню:

В Белорецком-то заводе

Стало все по новой моде:

К нам приехал ведь охальник —                              

Земский, стало-быть, начальник.

Мужичков на сход сбирал,

К ним такую речь держал:

— Эх, вы, глупые бараны,

Есть у вас опасны раны;

Если я уж захочу— Эти раны залечу.

Косоротова Василия

Посажу в тюрьму насильно

И тогда он будет знать.

Где и что когда сказать.

А для этого я сам

В Белорецк- приехал к вам,

Чтобы быть мне здесь жирней

Белорецких всех свиней.

   ... Оренбургские власти встревожились. В департамент полиции летели доне­сения о расширении «крамолы» на белорецких заводах. 24 февраля 1903 года начальник оренбургского жандармского управления писал:

   «20 и 31 января с. г. происходили забастовки рабочих в Белорецком и Тирлянском заводах, находящихся в Верхнеуральском уезде Оренбургской губернии. Хотя и не доказано было раньше, что забастовки происходят на политической основе и агитации, но по­следующая забастовка по своей форме и образу действий рабочих внушает подозрение, что на рабочих отразилось влияние преступной пропаганды.

   Наряду с этим в Белорецком заводе в конце прошлого года образовался кружок под названием «Собрание семейных вечеров»... Цели деятельности кружка пока еще не обсле­дованы, но по слухам у Косоротова имеются запрещенные книги, коими, как говорят, поль­зуются некоторые лица. Летом и осенью минувшего года имелись некоторые указания на то, что среди белорецких рабочих обращается много нелегальных брошюр и пр. изданий».

   ... Усилению революционного сознания белоречан послужило выступление златоустовских рабочих в марте 1903 года. Златоустовцы прекратили работу и в числе пяти тысяч человек выступили с требованием устранить вопиющие наруше­ния условий найма. А приехавший губернатор Богданович ответил им пулями. На улицах города—арсенала булатной стали—обильно пролилась кровь.

   В Белорецком и Тирлянском заводах появилась прокламация «Бойня в Зла­тоусте», выпущенная Уфимским комитетом большевиков, который как большевист­ская организация оформился в начале 1903 года и, возглавив рабочее движение на Южном Урале, стал готовить пролетариат к революционным боям.

   Прокламация раскрывала подлинную историю .страшных событий и призыва­ла народ к организованной борьбе с царским самодержавием. В ней писалось:

   «По окончании бойни число жертв достигало 160-200 человек, из них убитых и умер­ших от ран в первые сутки не меньше 60 человек. В числе убитых были и совершенно посторонние лица и не бывшие даже на площади: так убита старуха, которая шла по улице, довольно далеко от площади, из больницы, после похорон своего мужа, убили маль­чика с разносной книжкой... Пули летели также в окна городского училища. В течение по крайне мере получаса после выстрелов полиция гнала всех с площади и не допускала подать первоначальную помощь раненым, оставляя их истекать кровью...

   Златоустовские рабочие не выразили никакого сознательного протеста против самодер­жавия; они только мирно боролись против алчных попыток ухудшения условия их жизни. Но самодержавное правительство, которое дрожит за свое существование и боится всякого движения рабочих, решило залить кровью их мирный голос...

   Сами эти факты служат наилучшим призывом к полному осуждению самодержавия и принятию участия в сознательной борьбе с ним организованного пролетариата. Только со­знательная, организованная политическая борьба приведет к полному уничтожению самодер­жавного строя...»

   Эта кровавая расправа в городе Златоусте всколыхнула рабочий класс России. Стало очевидным, что рост сплоченности пролетариата вызвал у царского правительства боязнь за свое существование.

   Уфимский большевистский комитет срочно прислал в Белорецкий завод своего агитатора. Прибыл агитатор и от Екатеринбургского комитета. Провели многолюд­ные митинги.

   После этого Уфимский комитет занялся усиленной работой по повышению ре­волюционного сознания широчайших масс рабочих, крестьянства и коренного баш­кирского населения.

   Рабочее движение на белорецких заводах стало приобретать все более органи­зованные формы. Люди глубже вникали в смысл окружающих событий.

   В конце мая одна за другой прошли стачки прокатчиков Белорецка и Тирляна. Не страшась повторения-златоустовских событий, рабочие потребовали повышения заработной платы и отмены штрафов. Администрация заводов упорствовала. Бастую­щие вернулись на рабочие места, но не отказались от мысли добиться своего.

   Усилилась политическая агитация.

   В начале июля рабочие Тирлянского завода проявили большую решитель­ность и смелость.

   В уральской горной промышленности в значительной мере еще сохранилась полукрепостническая зависимость рабочих от хозяев, которые являлись одновре­менно и заводчиками и крупными землевладельцами. Большинство рабочих имело посевы, косило сено на заводских землях или арендованных у башкир. С башки­рами устанавливались добрососедские отношения. На заводских же землях воз­никали частые конфликты. Раньше, в сенокос, многие заводы, в том числе и Тирлянский, останавливались на три недели. Теперь же в этом стали отказывать. Кроме того, луга отводили рабочим самые плохие, а стоимость назначали прежнюю.

   Выведенные из терпения, тирлянские рабочие вышли на заводские луга, за­хватили их и самые лучшие угодия разделили между собой.

   Управляющий срочно вызвал казаков. Они встали на дорогах и задерживали тех, кто шел косить.

   По пути к Аршинскому покосу казаки преградили дорогу старожилу Тирляна Якову Павловичу Цыброву. Пробиваясь силой, он заявил:

   — Я двадцать пять лет служил в солдатах, а теперь мне нет лугов!

   Казаки избили его плетьми.

   На покосах несколько дней шли стычки рабочих с казаками, и хотя верх тоже одержали казаки, заводская администрация была встревожена.

   Белоречане готовились к новым стачкам. В окрестных лесах по ночам сходи­лись прокатчики, доменщики, мартеновцы. Один за другим поднимались ораторы. Горячее всех Еыступал Федор Алексеев:

   — Из нас кровь высасывают. Терпежу нет. Работаем до упаду, а что получа­ем?.. За каждый шаг штраф платим. Подсчитано,—с рабочего класса России в год бывает столько всяких поборов, что если положить на каждую подводу по два­дцать пудов серебряных рублей, а длину подводы принять за две сажени, то обоз растянется на пятьсот верст. А вот, если бы этот обоз... на сторону рабочих повер­нуть... Повертывать давайте сообща. Выберем день да всем народом контору обсту­пим, не выпустим управляющего, пока своего не добьемся...

   Вскоре в Белорецкий завод нахлынули жандармы и полицейские. Начались повальные обыски. По ночам полицейские вламывались в дома рабочих и пере­вертывали в них все вверх дном, ища «крамолу». Арестовали Киселева и отправи­ли в Троицкую тюрьму. На квартире Тихана нашли прокламацию Уфимского ко­митета. Тихана тоже забрали. В конце декабря арестовали Косоротова и Кленова и сослали в Кустанай. Алексеев был вынужден временно скрыться в Омск. Неза­долго до этого, прямо на рабочем месте, в Тирлянском заводе был взят Оглоблин. Он передал товарищу по работе Андрею Землянскому «крамольную» листовку, а тот читал ее вслух группе рабочих. Оглоблина увезли в Верхнеуральскую тюрьму и посадили в одиночную камеру. На допросе ему выбили зуб, требуя признания, где он получил прокламацию. Но Оглоблин так и не выдал товарищей, сказав, что листовку нашел на улице.

   В этот год было изъято особенно много запрещенной литературы. Но не были найдены пути, по которым шло и распространялось живое, боевое и страстное большевистское слово.

НА СМЕРТНУЮ КАЗНЬ

   Наряду со старой полукрепостнической горнозаводской промышленностью в Башкирии росла новая капиталистическая. На средства частного капитала были построены Самаро-Златоустовская железная дорога и Уфимские железнодорожные мастерские. Там и здесь тысячи рабочих одинаково стонали под ярмом экс­плуататоров.

   Разразившийся в России промышленный кризис 1900—1903 гг. особенно силь­но обострил классовые противоречия. В Оренбургской и Уфимской губерниях закрылась часть предприятий. На белорецких заводах была остановлена добыча руды. Сократилось производство металла. Рабочих увольняли. Заработная пла­та снизилась от 30 до 40 процентов. Некоторые пытались искать работу на стороне, но на выезд нехватало средств. Жили впроголодь и терпели.

   Обстановка становилась напряженной и невыносимой. А тем временем в стра­не назревали новые события...

   Началась русско-японская война. Царизм, русская буржуазия и японская военщина во имя захватнических целей, господства на Тихом океане и-раздела Китая бросили с обеих сторон на смерть и увечья тысячи и тысячи людей. На полях и сопках Манчжурии шло кровопролитие. На Дальний Восток беспрерывно двигались эшелоны на верную гибель. Сотни белоречан не избежали той же участи.

   В эти дни особенно усердствовала белорецкая церковь. Ежедневно устраива­лись проповеди «За веру, царя и отечество». Прямо на улицах поселка шли молеб­ны. Мобилизованных кропили «святой» водой и спешно отправляли за Уральский хребет.

   Война тягчайшим бременем легла на плечи трудящихся. На заводах ввели военное положение, установили каторжный режим труда. Заработную плату сни­зили и выдавали несвоевременно. Росла дороговизна. Народ голодал. В семьях, где выбывал глава семейства, на работу за кусок хлеба шли женщины и вели за со­бой детей.

   Из окон рабочих жилищ Белорецкого поселка в короткие минуты досуга слы­шалась грустная частушка:

А мой миленький уехал

Царю белому служить,

Меня бедную оставил

На дробилке руду бить.

   Война требовала все новых и новых жертв. На заводах Урала рабочие отказы­вались отдавать своих сыновей в солдаты. Царское правительство применило репрессии, непокорных ссылали на каторгу.

   Но волна протеста против войны росла.

   Белоречане все больше задумывались: за что льется солдатская кровь?.. Эти мысли развивали Портсман, Пухов и Евсеев. Доменщики, мартеновцы и про­катчики отправку на войну стали называть не иначе, как:

   — На смертную казнь!

   ... Против войны очень резко поднимал свой голос Григорий Белорецкий. В одном из рассказов, озаглавленном «Химера», он, принимавший участие в войне в качестве полевого врача, писал:

   «Всякий раз, когда я вспоминаю о войне, перед моими глазами выплывает фи­гура генерала... Иногда даже самое слово «война» ассоциируется в моем мозгу с этой дородной и пошлой фигурой, грязно-желтым пятном выступающей на фоне трупов, крови, языков пламени... Самым характерным и оригинальным в ней были глаза, подвижные, большие, слегка на выкате, отчетливо голубые, фарфоровые. Если бы мне сказали, что они у него искусственные, я бы не удивился и только по­думал, что мастер, сделавший их — скверный мастер... А над ними нависли густые воинственные брови, ниже их сидел тоже воинственный, багровый, с синими жилками нос, потом — уже совсем геройские усы-бакенбарды, выпяченные вперед гу­бы и бритый щетинистый подбородок. И все эти так хорошо знакомые, почти род­ные аксессуары физиономии нашего российского Держиморды, получили от безжизненных и странно-добродушных голубых фарфоровых глаз, новый колорит, безнадежный и жуткий».

   ...Когда в бурную январскую ночь на порт-артурском рейде японские мино­носцы взорвали лучшие суда русской тихоокеанской эскадры, когда японцы взяли Порт-Артур, белорецкие рабочие, как и весь русский пролетариат, убе­дились, что царской армией, руководят бездарные и продажные генералы. В эти дни Портсман, Пухов и Евсеев готовили совместную забастовку рабочих всех профессий. Хотя она и не состоялась, но сама подготовка показала силу назрев­шего народного протеста против губительной войны.

   «В царской России капиталистический гнет усиливался гнетом царизма. Ра­бочие страдали не только от капиталистической эксплуатации, от каторжного тру­да, но и от бесправия всего народа. Поэтому сознательные рабочие стремились возглавить революционное движение всех демократических элементов города и деревни против царизма. Крестьянство задыхалось от безземелья, от многочислен­ных остатков крепостничества, оно находилось в кабале у помещика и кулака. На­роды, населяющие царскую Россию, стонали под двойным гнетом — своих собст­венных и русских помещиков и капиталистов. Экономический кризис 1900—1903 г.г. усилил бедствия трудящихся масс, война их еще более обострила. Поражения в войне усиливали в массах ненависть к царизму. Приближался конец народному терпению».

   В начале января 1905 года И. В. Сталин в связи с поражением царизма на Дальнем Востоке написал воззвание «Рабочие Кавказа, пора отомстить!». И. В. Сталин указывал:

   «Пора отомстить! Пора отомстить за славных товарищей, зверски убитых цар­скими башибузуками в Ярославле, Домброве, Риге, Петербурге, Москве, Батуме, Тифлисе, Златоусте, Тихорецкой, Михайлове, Кишеневе, Гомеле, Якутске, Гурии, Баку и других местах! Пора потребовать от него отчета за тех ни в чем не повин­ных несчастных, которые десятками тысяч погибли на полях Дальнего Востока!.. Пора потребовать от него ответа за те страдания и унижения, за те позорящие лю­дей цепи, в которые оно с давних времен заковало нас! Пора покончить с царским правительством и расчистить себе путь к социалистическим порядкам! Пора раз­рушить царское правительство!

   И мы разрушим его».

Прочнее стали. Авт. Р.А. Алферов. 1954 г.