Часть 4. На изломе (1916 - 1925 гг.)

Книга: Зеркало Белорецкого пруда - Часть 4. На изломе (1916 - 1925 гг.)

   “Когда ворон ворона клюет, когда брат на брата руку поднял, как ты время это назовешь?”

   Круговерть

   Период смуты был настолько многогранен, происходили столь невероятные истории, что никогда никто не опишет всего происходившего. Не восстановишь заново ушедшее, не восстанут павшие. Да оно, все-то, и ни к чему. Правду только знать бы, чтобы заново не повторить ужас пройденного. Вот правду как раз и тщательно прятали. Особенно много было потеряно, когда по указке из Кремля стали убирать целые пласты людей, имевших непосредственное отношение ко времени революции и гражданской войны. Сталинский демон зачищал следы, чистил и выскабливал историю. Тогда погибли из тех, кто причастен к белорецким событиям, братья Каширины, Блюхер, зять Точисского, Пирожников и многие другие - все верные, преданные, но или знавшие лишнее, или мешавшие кому-то. Одних убили, другим на рты замки навесили.

   В советской историографии четко и определенно сложилось деление истории России на дореволюционный период и послереволюционный. Рубеж, не подлежащий ни малейшему сомнению, - 1917 год. В сознание буквально врубали краеугольный камень: Великая Октябрьская социалистическая революция - главное событие ХХ века.

   Так ли это?

   Третья революция в России явилась частью мирового процесса, основным стержнем которого стали причины мировой войны. Не вдаваясь в анализ столь грандиозной катастрофы, вспомним, что разразилась она в 1914 году. Где-то там и стоит искать главные события века.

   После уравновешенного и успешного развития Белорецкого округа при Вогау наступает смутное время неопределенности, неясности, время сомнений и потрясений. Когда оно наступило? Можно спорить, выдвигать разные версии, и все же формально наиболее удобным представляется признание окончания очередного периода истории завода вместе с завершением эпохи Вогау в 1916 году.

   Смутное время в России наступило в ходе войны, когда в обществе появились трещины, дробившие сознание, разрушавшие привычные, вековые понятия. Стали подвергаться сомнению основы государственности. Одни звали “За веру, царя и Отечество”, другие доказывали, что чем хуже на фронте для российской армии, тем лучше для того же Отечества.

   Раздрай в белорецких умах вызывало и немецкое Правление заводов в условиях войны с Германией.

   Смена хозяев, огромный долг в 8 миллионов рублей, годы германской войны, как ее тогда называли, растущее недоверие к царской власти - на таком вот фоне пульсировало сознание белоречан.

   Война на жизни завода сказалась неоднозначно. Плохо было семьям, лишившимся кормильцев, призванных в действующую армию, несладко рабочим и служащим, превратившихся в солдат, прапорщиков, офицеров. В семьях, не ослабленных мобилизацией, война до поры до времени не являла своего отвратительного лика. Скорее, наоборот, она дала заводу увеличение заказов, стабильность сбыта и зарплаты. Достаточно сказать, что в предвоенные полтора десятилетия ежегодный прирост капитала составлял 6 процентов, а в первые два года войны он увеличился на 43 процента!

   Будь хозяева подальновиднее при распределении капиталов, благо, было что распределять, не доходило бы до забастовок, которые несли убытки и съедали экономию на

   зарплате. В результате те же хозяева получали прибыли меньше, чем могли бы, рабочие со скрипом выбивали небольшую прибавку, иногда больше теряя на забастовочных простоях.

 

   Команда Вышнеградского

   12 июля 1916 года почти полностью обновляется состав Правления. В него входят представители Акционерного общества Сормовско-Коломенских заводов. Председатель - А.И.Вышнеградский (не сын ли министра финансов с 1887 г. И.А.Вышнеградского?), директора - Ю.И.Рамсейер, И.Л.Родкевич, Е.Ц.Кавос, А.П.Мещерский. О деятельности Правления можно судить по немногим документам, история отвела новому составу слишком мало времени, но видно, что намерения Вышнеградского и его команды вполне укладывались в курс, намеченный предшественниками. Могло ли быть иначе, когда действия обеих финансово-экономических групп диктовались условиями рынка?

   Нет сомнений и в тесных связях владельцев коломенских, сормовских и белорецких заводов в предвоенные годы. Естественно, Вогау продали или передали акции не первым попавшимся, а своим партнерам по бизнесу, надеясь на то, что антинемецкие настроения неизбежно пойдут на убыль, и все вернется на круги своя. Не случайно Евгений Цезаревич Кавос входил в состав Правления и при Вогау и при Вышнеградском.

   Первым делом Вышнеградский, отдавая дань антинемецким настроениям, распорядился разработать новое Положение по управлению Белорецким горным округом. В принципе оно мало чем отличалось от Устава, действующего при Вогау. Уполномоченным Правления и его представителем являлся Главноуправляющий Округом Белорецких заводов, проживающий в Белорецке. Назначен был им Е.К.Поленов.

   Главноуправляющий имел двух помощников. Один ведал производственно- техничскими вопросами, второй - хозяйственными. Свои управляющие были на Белорецком и Тирлянском заводах, Белорецкой волочильно-гвоздарной фабрике, Узянском заводе, на железной дороге. Поиском новых месторождений, оценкой запасов сырья ведал геолог Округа. Свои заведующие были в Горном и Торфяном отделах, в Лесничестве - Главный лесничий.

   Все перечисленные лица назначались Правлением с учетом мнения Главноуправляющего. Они и были теми руководителями, кто ведал повседневными производственными делами, от кого в значительной мере зависела стабильность и эффективность работы заводов. В своих действиях управляющие и заведующие были вполне самостоятельны, им вверялось “управление, устройство и улучшение” производства. Пределы самостоятельности ограничивались рамками смет, утверждаемых Правлением, и, конечно, распоряжениями свыше, от того же Правления и от Главноуправляющего.

   Последний в текущие дела производства не вмешивался, он определял общие направления деятельности всех хозяйственных и административных учреждений. Под его руководством кроме заводов находились отдел закупок и продаж, центральная касса, медицинская часть, юридический, землеустроительный и сельскохозяйственный отделы, и даже образовательные, благоустроительные учреждения, телефонная служба.

   Главноуправляющий обязан был еженедельно информировать Правленние о ходе производственных дел, раз в месяц предоставлять подробные отчеты и «вообще держать Правление в курсе всех текущих дел Округа при посредстве писем, докладов, а в случае надобности, личных сообщений и разъяснений».

   Продолжая линию на дальнейшее развитие проволочно-гвоздарной фабрики, новое руководство стремится к увеличению производства. По-прежнему велик спрос на продукцию, связанную с потребностями армии. Вогау успели построить в 1915 году четвертое производственное здание под конно-подковные гвозди, приступили к проектированию пятого корпуса под колючую проволоку. Его завершили после смены хозяев, в 1917 году, тогда же вели строительство шестого корпуса под склады готовой продукции.

   В 1916 году на «Шишке» выпустили 21 990 тонн изделий, из них гвоздей проволочных - 4 400, гвоздей подковных - 1 478, проволоки торговой и телеграфной 16 112 тонн. Неплохо работали и на следующий год, выдав 19 971 тонну продукции.

   В 1917 году на заводе числилось 605 человек, он входил в число крупных предприятий России, составлявших пять процентов от общего числа.

   1918 год привел к резкому сокращению производства. На железной дороге в мае начался мятеж белочехов, что сразу активизировало все антибольшевистские элементы по всей стране, осложнило хозяйственную деятельность заводов. Начались перебои с подвозом материалов, трудно стало со сбытом. Дезорганизующим элементом стали мобилизации на фронты гражданской войны. Тем не менее, белорецкие заводы продолжали работать.

   Перед нами технические отчеты Волочильно-гвоздарной фабрики. На типовых бланках три раздела:

   - производство проволоки светлой, телеграфной, колючей,

   - производство гвоздей,

   - производство крюков телеграфных, телефонных.

   За первый месяц восемнадцатого года «выдано в работу» 55 249 пудов 30 фунтов проволоки катаной круглой, 4 565 пудов 50 фунтов проволоки тянутой круглой и 5 515 катаной квадратной.

   Изготовили 49 120 пудов круглых гвоздей разного размера, кроме того, в незначительном количестве заклепки, конно-подковные гвозди, шпильки сапожные, толевые гвозди. За месяц выработали 34 400 штук телеграфных крючьев.

   Расход электроэнергии составил около ста тысяч киловатт-часов. В качестве топлива использовали дрова из окрестных лесов и привозной уголь из Тугай-кульского, Сунженского, Кузнецкого месторождений.

   Примерно такой уровень сохранялся весь год, за исключением июля-августа, когда заводской поселок оказался в центре военных событий Верхнеуральского уезда и прилегающих территорий. Выработка, и без того упавшая на сорок процентов по сравнению с предыдущим годом, сократилась в эти месяцы еще в четыре раза.

   До апреля отчеты подписывал О.Пельтцер. С приходом новых хозяев он сменил на должности Кнуда Лорентцена. Проработал управляющим полтора года и, правильно оценив обстановку, счел за благо оставить завод.

   К счастью для белоречан, ни красные, ни белые завод не трогали, не взрывали, не уничтожали. Были, правда, горячие головы из своих, заводских красноармейцев, уходивших с армией Блюхера - Каширина. Они предлагали взорвать цехи и «вырезать еще человек двести» из стана «классового врага». Слава Богу, хватило ума большинству красноармейцев и командиров не допустить сумасшествия.

   После ухода красных хозяйственная жизнь стала возвращаться к доиюльскому уровню. Кроме технических отчетов в нашем распоряжении информация о ходе строительных и ремонтных работ на Проволочно-гвоздильном заводе и в близлежащих домах. Интересен не сам по себе перечень сделанного, а картина существующих тогда объектов, многие из которых дожили до наших дней.

   На квасильной мастерской корпуса «А» заменена проржавевшая крыша, поставлено новое ограждение к электрическому крану, произведен капитальный ремонт шести отжигательных печей. Между корпусами «Б» и «В» продолжалась планировка под бетонные полы перекрытия.

   Все это в зданиях, возведенных из красного кирпича в 1912 году, где сейчас располагаются цехи № 1 и № 4.

   Большая часть отчета посвящена ремонту и строительству жилья: «Закончена кладка наружных стен дома из бетонного камня и красного кирпича (на восемь квартир, № 10) - пилястры, перемычки и карниз, и приступлено к кладке продольной капитальной внутренней стены. Изготовлены и установлены оконные и дверные колодки».

   Жилой деревянный дом на двенадцать квартир № 14 решили приспособить под училище. Перекрыли крышу, обшили снаружи и внутри стены, сменили окна и двери, полы, сложили печи. Отремонтировали деревянные жилые дома №№ 7, 13, 15, 26.

   Особняком приводится отчет о двухэтажном двухквартирном доме, предназначенным главным специалистам завода: завершили русскую и голландскую печи, заново затерли растрескавшуюся штукатурку, перестелили рассохшиеся полы.

   Перед домом управляющего покрасили железные крыши надворных построек.

   Похоже, руководители завода не сомневались, что власть белых - это восстановление дореволюционных порядка и законности. Всерьез и надолго. Подчеркнем: все перечисленное делали в разгар гражданской войны, когда далеко не ясно было, чья возьмет.

   Главноуправляющим округом Белорецких и Катавских заводов в это время был Петр Михайлович Валавин. Проблем перед ним стояло более чем достаточно, одной из главных была нехватка рабочих рук. Мобилизации в Царскую, потом в Красную, Белую, Народную армии истощили трудовые ресурсы заводских поселков. На Белорецком металлургическом укомплектованность рабочей силой на 1 января 1919 года (власть в руках белых) была на уровне 80 процентов, на проволочно-гвоздильном - 65 процентов. Из 5300 рабочих двух заводов налицо осталось 4083 человека.

   Совершенно оголенным оказался Тирлянский завод, где из двух тысяч осталось всего 555 рабочих.

   В условиях хозяйственной и политической неразберихи и нестабильности беда заключалась не столько в том, что не были заполнены штаты предприятий, большей бедой оборачивалась потеря квалифицированных кадров. За подписью главноуправляющего в части Белой армии идут письма с просьбой вернуть опытных рабочих.

   Командира 5 -го Оренбургского полка, находившегося в городе Кустанае, Валавин просит отпустить «лучших кузнечных мастеров» К.Ф.Леваева и П.Н.Лахмостова. Относительно солдата-белоармейца Шердюкова в письме говорится: «До поступления на службу он исполнял обязанности горного десятника в геологоразведочном отделе округа Белорецких заводов, работающих на оборону. Обязанность требует специальной подготовки и практики, и потому трудно заменима».

   Целую петицию Петр Михайлович направил в г. Троицк Его превосходительству главному начальнику Южно-уральского края с просьбой об освобождении от призыва машиниста подъемного крана в прокатном цехе Н.П.Берсина.

   Удивительно, но факт. Офицеры с уважением относились к просьбам и иногда даже отвечали на письма. Подполковник из Кустаная писал в Белорецк: «Лахмостов комиссией врачей уволен и отправлен на родину. К увольнению Леваева у меня нет оснований».

 

   Мурло гражданской войны

   Период белорецкой истории, наступивший после хозяйствования Вогау, кроме производственных страниц включает в себя такие драматические события, которые можно сравнить разве с пугачевщиной. Тогда от поселка осталась одна “пошва”. Здесь материальных разрушений оказалось намного меньше. Равномасштабным было психологическое напряжение, драматические коллизии, переживаемые заводчанами, страх, обуявший всех перед безумным мурлом гражданской войны, и многочисленные людские потери.

   Удивительно, что в изустной памяти населения следы тех лет почти не сохранились. Обычно картины бедствий передаются из поколения к поколению, живут столетиями, в сознании же белоречан ужас тех лет не сохранился, осев где-то в глубине подсознания. Чем объяснить такое? В первую очередь, замечательной идеологической работой большевистской партии, находившейся у власти после Октябрьской революции 1917 года.

   Освещение всех событий было подчинено тезису о добрых и справедливых красноармейцах и негодяях белогвардейцах. Классовый подход исключал объективную трактовку. О белоречанах, оказавшихся в стане белых, просто никто не имел возможности замолвить ни пол словечка. О них молчали, будто не было в Белой армии Белорецкого полка, будто не было никогда улиц Бисярина, Неудачина, мельницы Ададурова, моловшей муку всему населению. Не бесплатно, разумеется. Будто не сражался на протяжении десятилетий в царско-купеческое время с произволом местной администрации купец Валавин со своими единомышленниками.

   Могли бы, казалось, в открытую разоблачать «нехорошие», классово чуждые белорецкие элементы, но это слишком сложно, порой невозможно. Праведная жизнь того же Михаила Ефимовича Валавина вся была на виду, полезность деятельности Ивана Васильевича Ададурова тоже достаточно проблематично оспорить. Оба сидели в царских тюрьмах, ссылались в отдаленные районы Сибири.

   Партийные идеологи поступили проще: «классового врага» просто вычеркнули из истории. Схоронили умолчанием. И не только. Хоронили неугодных и в буквальном смысле.

   О судьбе Михаила Валавина я подробно рассказал в своей работе “История Белорецка. Опыт эмоционального прочтения”. Довелось раскопать в архивах дело, заведенное на него и других белоречан царской полицией, а затем найти в недрах архива ФСБ уголовное дело по обвинению в антисоветской деятельности старика на восьмом десятке лет. Первое было тщательно аргументировано и, скажем так, небезосновательно. Михаил Ефимович действительно многое не принимал в системе управления самодержавной России и в меру своих сил стремился к ее усовершенствованию через внедрение социалистических идей. Ему бы памятник за то поставить при советской власти. Увы...

   Второе дело было сфабриковано на голом месте, не подкреплено ни одним конкретным фактом. И если царская Россия своего молодого противника продержала в тюрьме около года, потом выслала на три года в Сибирь, нет, не на каторгу, на проживание, то советская власть, спустя тридцать лет, со стариком не церемонилась, приговорила к расстрелу и, разумеется, приговор немедленно привела в исполнение. За что? А ни за что. Элемент чуждый, купцом был. К эсерам принадлежал. Не наш. К стенке.

   Очень меня привлекла фигура Ивана Васильевича Ададурова. Никак не укладывались в сознании, воспитанном на той самой классовой базе, противоречия из биографии купца. Был одним из самых зажиточных, даже самых богатых в Белорецке и, тем не менее, постоянно конфликтовал с властью. Подчеркнем, с властью в царской России. Богатый, а пострадал во время ломовского черносотенного погрома.

   Чувствуется по документам, крутился между жерновами, стараясь сохранить свое, не особо великое богатство, заботился о детях и в то же время никак не мог примириться с несправедливостями в устройстве окружающего мира. Если исходить из марксистской классификации, а логичнее ее до сих пор никто не изобрел, был, он, скорее всего, буржуазным демократом, но поскольку подходящей партии рядом не оказалось, общался больше с социалистами, за что и угодил в Сибирь в 1907 году. Правда, вскоре добился смягчения и отбывал ссылку в Уфе, стараясь ни с кем не общаться и тайком наезжая к семье в Белорецк.

   В первой своей работе пришлось с сожалением констатировать, что след Ивана Васильевича затерялся в гражданской замяти. Нигде его фамилия тогда не встретилась. И вот в процессе дальнейшей работы над историей завода наткнулся в Республиканском архиве Общественных организаций, бывшем партийном архиве республики, на воспоминания И.И.Волкова, одного из командиров боевых отрядов, сражавшихся на стороне красных, потом рабочего сталепроволочно-канатного завода. Он рассказывает о событиях 1918 года в Белорецке и, в частности, о последнем дне купца Ададурова.

   Отряд красных, в составе которого было подразделение боевиков из белорецких заводчан, участвовал в преследовании белых. Между поселками Янгельским и Сыртинским, это на территории современной Челябинской области, наткнулся на небольшой населенный пункт, где в доме небедного Муртазина находился Ададуров. Может, решал какие хозяйственные вопросы, жизнь-то, несмотря ни на что, продолжалась, может, скрывался, пережидая лихое время. Напарник его, некий татарин из Верхнеуральска, при приближении вооруженной группы, вскочил на коня и был таков. Его не преследовали. Так же спокойно мог скрыться и Иван Васильевич, но он явно не видел причин к бегству и остался на месте.

   Если б знать, где упасть, соломки б подстелил...

   Хозяин дома, говорит Волков, выдал Ададурова. Что сие означает, остается догадываться.

   Купца доставили в Сыртинку, где находился штаб отряда. Допросили, криминала не обнаружили и решили, на всякий случай, отправить в Белорецк. Боевые земляки потребовали судить на месте и, особо не церемонясь с собственными командирами, выбрали из своей среды «трибунал» из трех человек. На площади поселка устроили революционный суд.

   На вопросы Ададуров отвечал вяло, неуверенно, «весьма и весьма сбивчиво».

   Поставьте себя на его место...

   «Трибунал», руководствуясь «революционным правосознанием» безапелляционно впечатал: «Расстрелять!»

   Штаб пытается смягчить ситуацию и вновь предлагает отправить арестованного в Белорецк. Неумолимые судьи настаивают на немедленном приведении приговора в исполнение. Что они, земляки, и сделали.

   Вот таково лицо, то бишь мурло, гражданской войны.

   Не символ ли гражданского противостояния, доведенного до крайнего, мерзостного, предела, судьбы Валавина и Ададурова? Вот где замять, вот где изломы. Совершенно разные расстрелы, в разные годы и в то же время полная типичность содеянного. Уничтожение инакомыслия, уничтожение инакомыслящих, «не своих».

   Время играло судьбами, унижая одних, возвышая других. Случайно на гребне общественной жизни оказались унтер-офицер, сержант по сегодняшней армейской градации, Федор Алексеев, краснодеревщик-частник Василий Косоротов, умевший вовремя бросить образную реплику, фанатичный, упертый Август Людвигович (это настоящее имя Павла Варфоломеевича) Точисский. Они настолько прочно вошли в сознание белоречан, что говорить о них объективно сегодня, все равно, что дуть против ветра. Оставим эту тему будущим исследователям. Скажем лишь, что мужики были вполне средние, нормальные, ничем особо не выделявшиеся. Просто время востребовало и унтерский уровень, и склонность к звонкой фразе, и фанатизм, и общее желание отобрать, экспроприировать, уравнять, “покидать в горячий чугун” всех несогласных.

 

   Политбои местного значения

   О событиях периода гражданской войны в Белорецке написано столько, что повторяться, пожалуй, и неприлично, но совсем обойти тему невозможно. Попытаемся хотя бы тезисно дать представление о том, что происходило в заводском поселке в 1917-1919 годах.

   После победы революции в центре и установления советской власти, новые органы управления были созданы и в Белорецке. В первом составе Совета главенствовали представители администрации, председателем был В.П.Шрамков, монтер-инспектор. (В этой же должности в источниках упоминается техник БМЗ Михайлов).

   Неожиданно все население стало столь политизированным, что до сих пор историки разбираются в соотношении сил в поселке между социалистами-революционерами и социал- демократами. Первые вошли в историю под названием эсеров, вторые - большевиков и меньшевиков.

   Сразу после революции подавляющее большинство белоречан приняли сторону эсеров, отражавших настроения и чаяния мелкой буржуазии, то есть торговцев, крестьян, ремесленников, которые и составляли почти все население Белорецкого округа. Достаточно вспомнить по предыдущим главам образ жизни всех, кто имел отношение к заводам. Чистые пролетарии, жившие на одну зарплату, не имевшие своего подворья с лошадьми, коровами, были, скорее, исключением, чем правилом. Требование эсеров: “Земля и воля” было понятно и близко полукрестьянам-полурабочим. Немалую роль играла и позиция оборончества в условиях войны. Здесь тоже все понятно: воевать не хочется, но не сдавать же свою родину германцу.

   Большевистские идеи о полной ликвидации частной собственности, в том числе и на землю, не воспринимались людьми, из поколения в поколение кормившихся за счет своей пашни и покосов. Трудно было разобраться и в позиции большевиков, призывавших к поражению своего правительства. Вот почему главного большевика Точисского, работавшего в 1917 году на заводе в отделе снабжения, не слушали, порой провожали в тычки.

   Были в Белорецке и меньшевики. Это те же социал-демократы, только, в отличие от большевиков, поосторожнее, помягче, готовые к компромиссам. К меньшевикам принадлежали техник БМЗ Михайлов, “убитый Точисским”, Окользин и Ишмаев, “известные по своей порядочности”, Зимин, крестьянин, работавший на Волочильно­гвоздарной фабрике, избранный начальником штаба полка, сформированного после убийства Точисского в июле 1918 года.

   Попутно скажем несколько слов об этом формировании, очень уж оно оказалось своеобразным. Записывали в него всех подряд и тут же выдавали винтовки. Чтобы получить дармовое оружие, в очередь не встали только ленивые, потому оказались в полуторатысячном полку сторонники белых, красных, а в большинстве просто люди, пожелавшие иметь хоть какую-то защиту во всей этой круговерти. Командиров выбрали таких, кто всерьез вовсе не собирался воевать за красных. В дальнейшем с этим полком в составе армии Блюхера из Белорецка ушли не полторы тысячи записавшихся, а всего человек триста.

   Командир полка Николай Корнилов и начальник штаба Иван Зимин дошли с войском до Узяна и оттуда бежали назад, в Белорецк.

   Август Людвигович был настоящим, профессиональным революционером. Он полагал, что ради революции можно действовать, не обращая внимания на существующие моральные и правовые нормы. Партийный комитет большевиков представлял несколько десятков человек, максимум сотни полторы. Правда, через несколько месяцев появились цифры и в несколько тысяч. Сегодня всех записали в эсеры, завтра все оказались коммунистами. Это, смотря по тому, кому, что доказать надо.

   По сути как было? Посидели несколько человек во главе с Точисским, поговорили, посовещались и назвали себя комитетом. Сколотили вокруг себя группу из бывших фронтовиков-боевиков - уже сила. Потом, видя, что народ никак не следует за ними, принимают решение: арестовать членов Совета и лидеров эсеро-меньшевистского блока.

   Решение об аресте принимается без страха, сомнений и упреков. И без всякой оглядки на закон. Что это: марксизм, бандитизм или преломленное через кабинетные изыски вполне понятное вековечное стремление холопов поквитаться с барами?

   Арестовали, а на выборах народ опять выдвигает эсеров и меньшевиков.

   Тогда Точисский со товарищи объявляют себя временным Белорецко-Тирлянским Военно-революционным комитетом. Из пяти человек. Фактически действовали трое: сам Точисский, А.Пирожников, И.Попов. Тирлянцы Малахов и Моисеев числились, но практического участия в работе почти не принимали. В числе членов ВРК упоминаются Туманов и Бочкарев.

   При ВРК тут же создали Военный Совет. Тоже из трех человек: И.Волков, Н.Горшенин, А.Чеверев.

   Дальше, стремясь хоть как-то обосновать свои действия, объявили Белорецкий завод на военном положении и захватили всю власть. Поселком “стал управлять Партийный комитет, диктуя через Ревком (ВРК) свою волю Совету”.

   Просто до гениальности. Таков механизм создания диктатуры одного человека, уловившего момент растерянности активной части общества, инертности большинства, безволия законной власти.

   В чем - в чем, а в абсолютной уверенности в правоте своих действий Августу Людвиговичу не откажешь. Не откажешь его товарищам и в отчаянной смелости, решительности, готовности к любым жертвам. Яркий тому пример.

   Прибыл на станцию эшелон с солдатами, вооруженными, кроме винтовок, гранатами и пулеметами. Большевики еще не обладали военной силой, наспех сформированный отряд кое-как вооружили случайно добытыми винтовками, 70 процентов боевиков имели лишь охотничьи ружья. Вот с такой командой не побоялись оцепить станцию против опытных, агрессивно настроенных фронтовиков. Сумели убедить людей, что оружие им на подступах к своим домам ни к чему, что все равно казаки Дутова отберут его и обратят против народа. Изъяли все винтовки, послужившие основой вооружения отрядов красных бойцов в ближайшие месяцы, три пулемета, гранат и патронов без счета. Солдат накормили и дали подводы для проезда к своим селам.

   Блестящая операция!

   Потом Точисский вооружает этими винтовками отряд за отрядом, сформированных из заводчан, и отправляет их на фронт под Златоуст против чехов и белых.

   В Белорецком поселке за два года сменилось пять властей. На смену представителям царской администрации пришли чиновники Временного правительства, следом совершается переворот, и власть олицетворяет партийный комитет большевиков, затем все подчиняется военному руководству красных отрядов. Они наводнили поселок летом 1918 года. В августе сила оказалась на стороне белых, и около года управляли Округом колчаковские генералы и атаманы.

   Наконец, 5 июля 1919 года в поселок вновь вступили части Красной армии.

 

   Павшие

   Насколько сложная и неоднозначная обстановка была в Белорецке свидетельствуют обстоятельства гибели Точисского. До сих пор не утихают жесткие споры, кто виноват в его смерти. Историки в запале до взаимных оскорблений дошли, выясняя, был ли приказ командира красных казаков Ивана Каширина об аресте главного белорецкого большевика, или об охране его или, наоборот, о ликвидации.

   Сегодня представляется не это главным. Беда крылась в самой обстановке гражданской войны и в психологии людей, схлестнувшихся в конфликте в июле 1918 года. Конечно, Иван Каширин виноват в смерти Точисского, но ... не больше, чем сам Точисский.

   Ивану тогда всего 27 стукнуло. Молод, горяч, амбициозен. Ну, и где там за полдня разобраться в обстановке рабочего поселка, когда сами белоречане мало что понимали в круговерти происходящего. Потом и никаким большевиком тогда Иван не был, казаком был, бунтарем, с офицерской, впрочем, закваской. Нутром лишь принял верхушку коммунистического учения, декларирующего справедливость, равенство, братство. Кто же против? А вот что касается партийной дисциплины, партийного влияния - таких вещей он не воспринимал и сколько мог, не допускал в своем войске никаких ячеек и собраний коммунистов. Всерьез он и Белорецкий партком Точисского не воспринял.

   Август Людвигович ровно в два раза был старше своего оппонента из Верхнеуральска. Вряд ли, найдя тихую пристань в Белорецком заводе, под крышей своего давнего знакомого Е.К.Поленова, он собирался создавать здесь партийную организацию. На руках две дочери на выданье, сам в таком возрасте, когда больше о Боге думать, да итоги подводить, но черт дернул, не утерпел Точисский и ввязался в чужом поселке в политику, став во главе большевистского течения. Не зная людей, производства, местных традиций, обычаев, в сложнейшей обстановке 1917 года он действовал решительно и безоглядно, что само по себе свидетельствует о достаточно высоком уровне развития личности. В то же время такая безоглядность - яркий пример отношения революционеров, политиков к людям не как к личностям, а как к неким безликим единицам, винтикам, выполняющим механические функции.

   Занимая скромную должность на заводе, Точисский стал чем-то вроде военного комиссара Белорецкого округа. Проявил авантюрную решимость. По его приказам арестовывали и сажали без всякого следствия. В период процесса захвата власти большевиками он приказал арестовать комиссара Округа Боруля, представлявшего Временное правительство, с ним заодно 19 человек и отправил под усиленной охраной в Уфу. Там не церемонились, почти всех расстреляли.

   Неизвестно, как бы дальше развивались события, не появись здесь первым из отступавших красных войск отряд Ивана Каширина.

   Общего языка два представителя новой власти не нашли. В результате 10 июля 1918 года Точисский погиб. Подробно эта история описана не единожды, повторяться нет смысла. Отметим лишь зловещий символический момент: белоречане его не защищали. Кто не посмел, кто не захотел, кто откровенно радовался трагедии комиссара. Даже не похоронили по-человечески. На следующий день после убийства свезли тело на свалку и забыли. И это при полном господстве в поселке власти красных.

   Можно сослаться на тяжелые бои буквально через день-два после убийства. Из сводок штаба Чехословацкого корпуса за 12 июля: «Казаки, перешедшие в наступление на белорецком участке, ворвались сначала лихим ударом в шашки в Белорецк, уничтожая массами красных, преимущественно мадьяр, отбили 4 контратаки, но после введения противником в бой свежих значительных сил оставили опять Белорецк, захватив с собой 25 пленных, пулеметы и всех своих раненых, и окопались в 9 верстах восточнее Белорецка. Потери противника насчитывают сотнями, у казаков 7 убитых и 40 раненых».

   Оставим на совести автора сводки такие перлы, как лихой удар, массы уничтоженных, невероятные соотношения потерь. О том же бое есть гораздо более сдержанные сообщения одного из белых офицеров. Во всяком случае, бои действительно были крайне напряженными, тяжелыми, с большими потерями с обеих сторон. В эти дни Ивану Каширину было не до глубокого анализа положения дел в поселке, но ведь было окружение Точисского, члены парткома, Ревкома, Военного совета. Пусть они в изменившейся обстановке не играли прежней роли, но остались живые люди, только вчера казавшиеся такими сплоченными вокруг своего лидера и не нашлось никого, кто взял бы на себя заботу о погребении.

   Все же такой итог недолгой деятельности Точисского в чем-то символичен. Чужим он оказался белоречанам. При всей чистоте своих помыслов.

   Нашлись все же несколько настоящих мужчин. Они, рискуя своей жизнью, спасли семью Точисского, вывезли из поселка, укрыли в деревне. Вот пример истинного мужества. Вот кому бы памятник поставить. Не только за мужество. За благородство. За настоящее рыцарство.

   Погибли средь бела дня рабочие Ульянов и Овсянников. Первого партком поставил во главе своей милиции, второго во главе ревтрибунала. Озверевшая толпа забила их в центре поселка. Мстили за пережитый страх. И плодили новое зло.

   О числе жертв среди самих белоречан известно немного. Можно лишь предполагать, что счет идет на сотни, ведь только по приказам Точисского ушли на фронт до тысячи заводчан. Затем тысячи полторы ушло с армией Блюхера. Неизвестно, сколько мобилизовали в Белую армию. Кроме Белорецкого полка, служили белоречане и в других частях у Колчака. Немало раненых лечили в маленькой заводской больнице у врача Касперовича. В 1918 году - красных, в 1919 - белых.

   С частями Красной армии белорецкие парни, молодые мужчины побывали в Сибири, на берегах озера Байкал и на противоположной стороне России, в Причерноморье, гнали барона Врангеля в Крыму. Теми же дорогами шли белорецкие парни, молодые мужчины в частях Белой армии. Кого-то судьба забросила в Китай, кого-то в Европу.

   Одна из самых трагичных страниц случилась с Белорецким полком Красной армии под селом Веселое на Украине, где он попал под удар донских казаков и в неравном бою потерял убитыми около полутора сотен бойцов, более семисот человек попали в плен. Освободили их, раздетыми и разутыми, на следующий день.

   В городе до сих пор напоминают о страшных событиях 1918 года памятники 12-ти, 24-м, 40-ка павшим. Под этими обелисками лежат красноармейцы-интернационалисты из бывших пленных первой мировой войны - австрийцы, венгры, немцы, а еще из тех, кого набирали на заводы, для восполнения численности рабочих, мобилизованных на войну против австро-германского блока. Это в основном китайцы, по некоторым данным были и корейцы.

   Погибших белоречан хоронили родственники, иностранцев собирали в общие могилы.

   Было и такое. В те дни, когда основная часть сил Красных партизан находилась в районе Верхнеуральска, на поселок обрушилась группа казаков в несколько сот сабель. Отряду полковника Горбунова генерал Ханжин дал задание действовать на тылы противника.

   В предутренней дымке июльского дня по лесным дорогам двигаются сотни всадников.

   Пользуясь преимуществом в маневренности, казачья конница незамеченной вышла к Белорецку.

   Интересно, кто провел их в обход по горам и урманам?

   Опытные вояки сумели обмануть сторожевые посты из рабочих. Шли без погон, нацепив красные банты. Дозорные приняли белых за своих, возвращающихся из-под Верхнеуральска после жарких боев на горе Извоз. Там красные отряды, действуя из Белорецка, прорубали путь на соединение с основными частями. Планировали идти на Екатеринбург.

   Не доехав до окраины, всадники по команде выхватили шашки, и с гиканьем понеслись по улицам. Похоже, у них была неплохая информация о положении в поселке. Первым делом они набросились на обоз отдела снабжения, расположившийся на Базарной площади. Горе было тем, кто оказался на пути осатаневших от легкой добычи казаков.

   Та же участь постигла раненых и беженцев, чувствовавших себя в полной безопасности на площади перед церковью.

   Повезло раненым, находившимся на излечении в больнице. Среди них был и главком красных Николай Каширин, старший из четырех братьев. Кстати, тоже самый настоящий казак, награжденный полным бантом георгиевских крестов. Это к тому, чтобы у читателя не складывалось общее негативное впечатление о казаках из-за действий отряда Горбунова. Красных казаков было тоже достаточно, но действовали они, увы, примерно так же, как и все участники гражданской войны.

   Второй брат из семейства Кашириных, уже знакомый нам - Иван, спалил 90 домов в селе Арси за то, что их хозяева ушли с белыми. Или огонь особо разбирал степень вины даже с точки зрения красных? Или снаряды точно падали на головы классового врага, когда тот же геройский Ваня Каширин приказал из орудий уничтожить деревню Кидышовку? Не понравилась ему позиция жителей, принявших белую веру. Перепахали снарядами и молчали о таких случаях семьдесят лет.

   Мурло, простите, гражданской войны такое. Нет там хороших и плохих. Есть заложники обстоятельств. Потому не доводить до гражданской ни в коем случае. Языками работать. Головами. Не кулаками.

   Вернемся к Николаю. Под горой Извоз пуля угодила ему в ногу, и недели на две он выбыл из строя. Доставили его к заводскому врачу Касперовичу, и тот быстро ставил больного на ноги.

   Услышав шум боя, раненые запаниковали и, несмотря на увещевания главкома, потянулись в окрестные кусты. Кто ковыляя, кто ползком, разбежались все. Николай остался один и не потому, что не мог уйти, практически он был ходячим, стыдно было убегать. Зная обстановку, он считал, что сил у нападавших недостаточно, чтобы взять поселок, и действует какая-то шальная, случайно залетевшая сотня.

   Каширин был на волосок от гибели. Сверни любая группа всадников к больнице, и быть беде. Но в поселке опамятовались. Здесь были две роты тирлянцев, отряд из Стерлитамака, немало вооруженных рабочих и красных казаков. Вспомогательные службы, случайно задержавшиеся, выздоравливающие, резервные отряды, охрана. В общем, постепенно стрельба в поселке усиливалась, заговорил пулемет и сотни белоказаков, сделав свое черное дело, так же быстро исчезли, как и появились.

   И снова хоронили павших.

   Когда-нибудь, может быть, поставят памятник примирения или поминовения по всем погибшим. Красным и белым.

 

   Факты, похожие на мифы, и легенды, похожие на факты

   Из бесконечной череды лиц, событий, связей иногда выплывет такое, что, кажется, быть того не могло. Тому несколько примеров.

   Золото

   Как уж там получилось, неизвестно, но в суматохе смены власти красных на власть белых финансист Верхнеуральска Г.К.Сандырев оказался один на один со всем немалым запасом уездного золота. Сторону он принял красных и решил везти богатство в Белорецк. Войска ушли, он за ними не успел, белые только занимали городок, да, видно, не было у них в обозе своего финансиста, чтобы сразу выяснять, что куда подевалось. В общем, нашел Сандырев подходящий ящик, установил его в телегу, упаковал килограммов сто драгоценного груза и поехал.

   Погоняет своего хромого Карьку, сам ни жив, ни мертв. То и дело попадаются казаки. Группами, в одиночку, целые отряды мимо чешут по своим армейским делам, и никто не позарился на доходного коняжку, никто не заподозрил в бедновато одетом мужичке, уездного финансиста.

   Вечер застал повозку на полпути к заводу. Пришлось останавливаться на ночлег. И снова невероятное везение. Никто не поинтересовался одиноким путником. Благополучно переночевал он и к вечеру добрался до Белорецка.

   Сказать легко - благополучно. Поспи-ка в глухом лесу у ящика с золотом...

   На этом приключения не кончились. Золото вместе с комиссариатом финансов (любили громкие названия молоденькие красные командиры) из шести человек находилось первое время на окраине Белорецка рядом с домом, где размещался штаб группировки. В конце июля штаб перевели в дом управляющего заводом, в центр поселка, а комиссариат оставили на месте. Сандырев, понимая, что на окраине могут в любое время напасть казаки, настаивал на том, чтобы его службу вместе с золотом перевели в более надежное место. Военные, озабоченные фронтовыми делами под Верхнеуральском, отмахивались от финансиста, как от назойливой мухи.

   Сандырев видел, что информация о золоте перестала быть секретом, и слишком многие о нем знают. В условиях неопределенности, когда стало возможным даже убийство представителей новой власти в поселке, ситуация становилась просто опасной.

   Махнув рукой на прежние представления о субординации, Сандырев разведал положение вокруг штаба. Нашел подходящий дом, у того же сада, где размещались военные.

   Жила в нем одинокая вдова. Никому ничего не сказав, он со своими сотрудниками перевез золото на новое место.

   Надо же было такому случиться, именно на следующий день поселок атаковали казаки Горбунова. Одним из объектов нападения был тот дом, в котором раньше размещался комиссариат финансов, казаки искали уездное золото.

   Об этом эпизоде Сандырев рассказывал:

   “Все спали спокойно... Вдруг послышались выстрелы... Мы кое-как оделись. Схватили винтовки, выбежали во двор, я вышел за ворота и увидел в конце улицы всадников. Раздался выстрел, и пуля пролетела мимо меня. Я тоже ответил огнем из винтовки. Всадники спрятались за строения... Мой помощник Фаст Шеметов распорядился запрягать лошадь и гнать по направлению города Верхнеуральска...

   “Никому ни с места! скомандовал я. - Будем защищаться здесь, во дворе”.

   Мои слова подействовали...

   “Товарищ Степанов, - обращаюсь ко второму помощнику, - поставьте трех человек в комнате с винтовками, остальных здесь, во дворе, а я побегу в штаб. Не бойтесь. Сегодня ночью из Тирляна пришли две роты с пулеметами”.

   Пробежал площадь благополучно, но только вступил в сад, как возле меня посыпались пули, срезая, словно бритвы, ветки деревьев. Вбегаю в штаб - ни одной души. Я к телефону - не работает. Двери, окна все открыты, на столе беспорядок, на полу планы и прочие бумаги. На кухне в углу прижалась Маруся Волкова - повар штаба, плачущая с причитаниями: “Куда же мне деваться, Господи”. Я успокоил ее и велел продолжать готовить обед. Перебрался во двор больницы, забежал в палату, где лежал раненый Д.Каширин, он оставался в палате один.

   - Что случилось? - спрашивает Николай Дмитриевич.

   - По-моему налет какой-то шальной сотни или взвода. Но вы не беспокойтесь, сегодня ночью пришли две роты с пулеметами из Тирляна.

   - Я знаю, поэтому успокаивал раненых, но успокоить не смог. Кто ползком, кто как, все бежали. А штаб?

   - То же, одна Маруся осталась, и та волком воет.

   - А Леонтьев?

   - Я говорю, ни души, все красные бантики штабистов валяются по двору.

   - Эх, трусы! Ну а твой комиссариат?

   -  К счастью, я вчера только переехал на новую квартиру, сейчас приготовился к защите, только Фаст рвется уехать в Верхнеуральск.

   - Возвращайся на место, а то он угонит, я его знаю.

   Выходя из больницы, я услышал, как заговорил “максим”. Вскоре все стихло. Штабисты и раненые постепенно стали собираться на свои места, делясь между собой не особенно приятными впечатлениями. Обед был готов”.

   Дальше комиссар финансов партизанской армии вместе со своим золотом проделал весь полуторатысячный путь до Кунгура, где и сдал богатство военно-полевому казначейству 3-й армии Восточного фронта по акту:

   “Ценности, доставленные отрядом Блюхера—Каширина, комиссар по финансам Сандырев и его помощник Степанов сдали:

   1. Золото в слитках: шесть пудов, двадцать четыре фунта, восемьдесят золотников, шестьдесят четыре доли.

   2. Серебряных монет на 462 рубля.

   3. Медных монет на 152 рубля.

   4. Золотая монета 10-рублевого достоинства - 1.

   5. Серебряная монета 5-рублевого достоинства - 1.

   6. Серебряных медалей - 8.

   7. Крестов Георгиевских серебряных - 2.

   8. Часов серебряных (поломанных) - 2”.

   Невероятно, но факт: были такие люди...

   Об этой истории поведали челябинские писатели-краеведы А.В.Апрелков и Л.А.Попов в книге «Судьбы казацкие».

 

   Решения

   В нашей истории много моментов, когда от решения одного человека или группы лиц зависел дальнейший ход событий. Иногда, в масштабах неохватных. Таким в 1918 году стало личное решение В.И.Ленина о заключении с Германией сепаратного мирного договора. Дело в том, что мировая-то война продолжалась, а российская армия, занятая революционными потрясениями, развалилась. Вот практичные немцы и пошли в наступление, почти не встречая сопротивления. Что было делать? Соратники Ленина предлагали вести революционную войну, имея в виду войну партизанскую и одновременное создание, развертывание красногвардейских частей. Такой расчет строился и в надежде на начало социалистических революций в странах Европы.

   Сказать, что позиция эта была совсем беспочвенной, не скажешь. Ведь революции, чуть позднее, действительно произошли в Германии, Венгрии. Были там и свои Советы, и свои красногвардейцы. Великое напряжение чувствовалось и в других воюющих странах.

   Ленин убеждал своих, что воевать сейчас невозможно. Сам он вместе с партией большевиков несколько лет умело агитировал солдатскую массу в необходимости братания с противником. Воевать, мол, надо не с немцами, а с богатыми россиянами. Также должен вести себя и противник в своей Германии. В общем, “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!”

   Противник марксистскому учению не последовал и действовал по своему сценарию. Пришлось думать, как остановить его, пока войска до Питера и Москвы не дошли. Силой не получается, остается назвать приемлемую цену. Такой ценой стало согласие на оккупацию немцами Прибалтики, Белоруссии, Украины, западных русских земель. Такая вот большевистская политика: в начале ратовали за поражение российской армии, потом запросто отдали немцам богатейшую часть страны.

   По науке марксизма-ленинизма, может, оно и верно все раскладывалось, да ведь сколько за этими дипломатическими вывертами крови пролито, сколько людских трагедий, искалеченных тел и душ.

   Решение Ленина встретили в штыки самые близкие соратники по Центральному комитету. Только неуемная энергия Ленина, его абсолютная уверенность в своей правоте, колоссальная сила духа позволили сломить сопротивление половины ЦК. Большинством в один голос приняли решение о передаче огромной территории под оккупацию немецкой армии.

   Теперь надо было заручиться поддержкой рядовой массы. Экстренно созывается съезд большевистской партии. И вот здесь с высот политического мудрствования мы снова возвращаемся к белорецкой истории.

   Дело в том, что в принятии судьбоносного решения о заключении мира с немцами любой ценой принимал самое непосредственное участие наш земляк Евсей Бобылев.

   Было в Авзяне четыре брата Бобылевых: Ефим, Никифор, Евсей и Владимир. Трудились на заготовке леса, потом всех четверых отправили воевать против германца. Всем повезло, в пекло не попали, но впечатлений от фронтовой жизни хватило, чтобы воспылать желанием что-то изменить в окружающем мире.

   В ноябре 1917 года вернулись в родной Авзян. По совету Точисского в январе бывшие фронтовики свергли местную власть. Никифор стал заместителем председателя местного Совета, Евсей возглавил боевую дружину.

   Громкую известность Евсей приобрел после того, как дружина изъяла у местных купцов все товары. Заодно отобрали и деньги. Все это назвали конфискацией и контрибуцией. Нормально. Революционные меры.

   Когда Точисский получил телеграмму о созыве в Петербурге партийного съезда, он действовал как всегда решительно, не обращая внимания на буквы уставов и положений. Главное - революционный дух. Неважно, что в Белорецком округе численность большевиков, даже на бумаге, не дотягивает до необходимой нормы представительства. Надо избирать одного от трех-четырех тысяч человек, а в Белорецком округе к февралю считали 2621 члена партии. Неважно, что для выборов делегата надо созывать окружной партийный съезд большевиков.

   10 февраля 1918 года в Белорецке состоялся 3-й окружной съезд по земельному вопросу. Заметим, не съезд большевиков, а земский, в рамках, очерченных еще Временным правительством, которого уже не было.

   Председателем съезда избрали Точисского. Он сообщил делегатам, что есть телеграмма о необходимости избрать делегата на экстренный съезд РСДРП и предложил кандидатуру Евсея Михайловича Бобылева.

   Земельный съезд хорошо знал красивый лозунг большевиков: “Земля - крестьянам!” Неважно, что он был на время позаимствован у эсеров. Неважно, что всерьез большевики вовсе не намеревались наделять крестьян землей, что впереди маячили колхозы. Важно вовремя оглушить массу звонкой фразой, а потом сделать по-своему.

   Аграрии были настроены вполне пробольшевистски. Избрать Евсея? Изберем, почему не избрать? Товарищ Точисский просит, а он слова правильные говорит.

   Избрали.

   Так земельный съезд Белорецкого горнозаводского округа избрал Евсея Бобылева на седьмой съезд Российской социал-демократической рабочей партии большевиков. Вообще- то, полная абракадабра.

   Случай сам по себе уникальный. В Петрограде Надежда Константиновна Крупская, жена и соратник Владимира Ильича, покрутила головой над мандатом товарища с Южного Урала и приняла тоже революционное решение.

   Хотя делегатов подбирали тщательно, с каждой делегацией вели индивидуальную работу, считали, прикидывали, чтобы при голосовании получить обязательное большинство, все-таки обстановка оставалась не совсем ясной. Каждый на учете. Всего-то делегатов с решающим голосом 47 человек.

   У Евсея в мандате было указано, что делегировал его окружной земельный съезд, а не партийный. Зато печать правильная, от местной организации РСДРП. Ну и посчитали Евсея участником седьмого российского съезда большевиков. Тем более, что товарищ настроен правильно и в анкете, отвечая на 44-й вопрос, указал, что, как бы то ни было, а мир с немцами нужен.

   Далеко не все так считали. Три делегата от Уральской парторганизации настроены были за войну по-революционному, исходя из того, что нельзя, за здорово живешь, отдавать чуть не полстраны. Потому вожди закрывали глаза на мелкие, с их точки зрения, нарушения партийного Устава. Главное, провести свою, только свою линию, разберемся потом. Да и то надо понимать: обстановка какова - власть слаба, будто младенец в люльке. Спасибо надо сказать, что съезды умудрялись созывать, демократию пытались блюсти. Очень скоро с такими игрушками совсем перестанут считаться.

   Кто тогда был прав, неизвестно. После мира с немцами ничего хорошего не получилось. Оккупанты за полгода эшелонами вывезли все что сумели, у нас началась заваруха гражданской со всеми вытекающими ужасами. Как бы повернулось без заключения мира? Может, гражданской бы у нас не случилось, может, получив отпор, до предела напряженная Германия, воюющая несколько лет на два фронта, сама бы лопнула в военном отношении, и вдруг, да и пошла бы в авангарде мирового революционного процесса. Были такие предпосылки.

   Увы, история не знает сослагательного наклонения, но и задним числом надо голову ломать над тем, что было бы, если бы... Надо учиться на ошибках. Цена ошибочным решениям на самом верху порой оборачивается миллионами (!) жизней. На местах миллионами профуканных наших рублей. И виноватых нет.

   В общем, Ленин решил, евсеев уломал и свое решение на съезде, с трудом, но провел.

   Молодой авзянец, конечно, не был ни стратегом, ни политиком, ему льстило, что попал к вершине новой власти. Ну, кому бы не польстило? Петроград. Смольный. Ленин. Крупская. Троцкий. Сталин. Дзержинский. С ним говорили люди интеллигентные, обходительные, объясняли, что к чему, и не уважить их просто было невозможно. Да и воевать далеко на западе совсем не хотелось. Лучше у себя, в Авзяне.

   На вопрос анкеты “В чем нуждается местная организация?” Бобылев ответил по- военному коротко и по-партийному правильно: “В оружии и в литературе”.

   Оружия делегатам не дали, мол, сами добудете, а литературы хватало. Привез Евсей в Белорецк и в Авзян целую корзину бумаг. Вряд ли прочитали земляки и малую долю тех документов. Не до того было. Съезд проходил в первой половине марта. Вслед за возвращением Бобылева, в Белорецк пришла телеграмма из Москвы. Точисскому, как главе партийной власти, предлагалось организовать отгрузку чугуна в Нижний Новгород.

   Больше всего скопилось нереализованной продукции на Авзянских заводах, вот им и перепоручил хлопотное дело Точисский. Надо отдать должное всем участникам выполнения задания. За короткий сок построили 27 барок, загрузили чугуном, и 6 мая последний караван отправился в уникальное плавание. Плыли в обстановке неразберихи в центре, на местах. Плыли по районам, занятым то белыми, то красными, то зелеными.

   Удивительно, что доплыли и 27 июля сдали груз на сормовские заводы.

   Как добрались до дома отец братьев Бобылевых, Михаил Васильевич, старший Никифор, неизвестно. Во всяком случае, уходили в плавание они из красного Авзяна, а вернулись во власть белых. 20 августа Никифора расстреляли. Ефим, Евсей и Владимир ушли из поселка.

   Известно, что Евсей попал в руки колчаковцев в Челябинске и его, в числе других арестованных, отправили на восток. Погиб он в тюрьме под Иркутском в те же дни, когда красные расстреляли Колчака.

   Об этой истории рассказал ветеран В.И.Ленский.

 

   Луиза и Клеменц

   Среди пленных, работавших на заготовке дров для Белорецкого завода, был австрийский подданный Клеменц Густав. Жил он до войны в Вене, имел редкое образование, был филологом, специализировался на славянской культуре. Непредсказуемые зигзаги войны забросили его за тысячи километров от родины, от письменного стола, от любимых книг и архивов и, самое страшное, от любимой девушки, от невесты.

   Клеменца распределили на кордон в районе деревни Кубагушево, под начало лесника Ахтяма Галиакберова. Встретил тот нежданных гостей без восторга, его никто заранее не предупредил, и сразу встал вопрос о питании, размещении, инструменте, о порядке содержания и работы. За ответом на все эти вопросы Ахтям отправился в Белорецкий поселок, в заводоуправление. С собой взял пленного, хорошо знавшего русский язык. Им оказался Клеменц Густав.

   В поселке не сразу сладилось. Заводского начальства на месте не оказалось, а чиновники рангом пониже гоняли Ахтяма от одного к другому. Наконец старый мастер, знавший лесника по работе, отозвал его в сторону и растолковал:

   - Слушай, зря ты время теряешь. Пленных прислали несколько сотен, и никто толком не знает, что с ними делать, вот и растолкали, кого куда.

   - Как же быть?

   - Мой тебе совет: организуй с ними заготовку леса, установи норму, и пусть ковыряются. Дрова, сам понимаешь, лишними не будут. Тебе же и спасибо скажут.

   - Это понятно. Чем кормить людей, где взять инструмент? Опять же случись что, сбегут или помрут, кто отвечать будет?

   - Помрут, не твоя печаль, а на продукты, инструмент пиши заявку, я подсоблю, - мастер расспросил о пленных, отвел Ахтяма в кабинет знакомого инженера Голиомбовского, и они втроем быстро составили нужную бумагу.

    На складе Ахтям получил несколько мешков муки, крупы, взял соль, махорку, хозяйственное мыло.

   На обратном пути первым заговорил Клеменц:

   - Господин Ахтям, вы ведете себя так, будто мы не граждане стран, насмерть воюющих друг с другом.

   - Хм, действительно, как-то не воспринял я тебя противником. Чего нам делить?

   - Здесь я на положении узника, а любой узник рвется на свободу.

   - В первый час нашего знакомства я вам объяснил, что бежать бессмысленно. Урман.

   - Не так редко человек совершает бессмысленные поступки.

   В интонации, с которой были произнесены последние слова, Ахтям вдруг ощутил сильнейшее напряжение, повеяло замогильным холодом. Затылком, спиной, всей кожей он ощутил смертельную опасность.

   Также катила телега, подпрыгивая на корнях, пересекавших дорогу, также пофыркивали лошади, также светило нежаркое вечернее солнце, но что-то неуловимое изменилось где-то рядом. Ахтям не услышал, почуял движение за спиной. Инстинкт опередил мысль и заставил резко прыгнуть из телеги, клубком откатиться в сторону. Рука рванула из-за пазухи наган. Краем сознания он уловил глухой удар железа о дерево. Острие лопаты впилось в жердочку телеги там, где сидел мгновенье назад.

   На ногах Ахтям стоял уже с наганом в руке. Повозка чуть отъехала, и лошади, почуяв, что вожжи никто не держит, встали. В телеге в нелепой позе, на коленях, с выпученными глазами, с лопатой в руках застыл Клеменц. Лицо стянуло судорожной гримасой ярости и страха.

   - Что же ты, сынок, я к тебе по-человечески, а ты? - голос Ахтяма сдержанно спокоен, и в то же время в нем глыбой вспухает ответная ярость.

   Клеменц отшвырнул лопату, ничком, будто подрубленный, упал на мешки, вцепился в них руками так, что побелели суставы пальцев. С трудом выдавил:

   - Простите, Ахтям Галиакберович. Бес попутал. Не хотел я, не так хотел, - слова произносил хрипло, обрывисто, ожидая выстрела в упор.

   Флегматично пожав плечами, Ахтям водворил наган на место, поднял лопату, сунул черенком под мешки, сел в телегу так, чтобы Клеменц находился в поле зрения, и тронул вожжи. Молча проехали с версту. Первым не выдержал австриец.

   - Поверьте, я не хотел убивать. Угрожая лопатой, думал отобрать наган и сбежать с повозкой.

   - Дальше что?

   - Так бы и ехал домой под видом крестьянина. И продуктов достаточно.

   - Думаешь, доехал бы?

   - Не знаю, через два месяца мне надо быть дома.

   - Что такое?

   - Моя невеста обещала ждать два года. Меня забрали 1 ноября 1915 года.

   - Если не вернешься до 1 ноября?

   - Не знаю. Без нее жить не буду.

   - Любишь...

   - Ахтям Галиакберович! Отпустите. Это вопрос жизни и смерти, - заговорил горячо, взахлеб.

   - Она - богиня, из семьи графа. Умна, ласкова, прекрасна. Я из семьи простого лавочника. Мне дико повезло, что понравился такой девушке, наверно, за увлечение славянской культурой. У Луизы одна из бабушек - русская, из Петербурга. Она прагматична, сказала, что не может ждать всю жизнь, но два года обещала. Масса поклонников. Граф, графиня.

   Они без того не одобряют выбор дочери. Тут еще война, будь она проклята. Будь прокляты наши правители. Если бы не плен, я бы нашел возможность побывать дома. Что делать? Что делать? Отпустите.

   Во время бурного монолога австрийца с лица Ахтяма не сходила светлая улыбка. «Что любовь делает с людьми. На смерть готовы. Тысячи километров могут пробежать ради своей женщины. Именно ради своей, хотя рядом есть другая. Руку протяни и возьми. Нет. Подавай свою, и - точка. На этом свет держится. На любви. Но не каждому такое дано. Не каждому».

   Вслух сказал:

   - Ладно. Понял я. Помогу.

   - Всю жизнь стану почитать, как отца родного.

   - Увлекаешься, сынок, словами.

   - Нет, вы не правы. Такова суть моих мыслей.

   - Э, то чуть на тот свет не отправил, то отцом называешь. Давай-ка помолчим лучше, подумаем, как тебе за два месяца до Луизы добраться.

   В результате размышлений Ахтям пришел к выводу, что стержень варианта, задуманного Клеменцем, самый надежный. На железной дороге постоянные проверки, патрули, рано или поздно беглого иностранца выявят. Верховой тоже привлечет внимание казачьих разъездов, а повозок по России, от села к селу - миллионы.

   ля проезда через башкирские деревни Ахтям изобрел нечто вроде охранной грамоты на арабском языке:

   «Друзья башкиры, мусульмане!

   Помогите этому чужестранцу добраться до родины. Там ждут его отец, мать и невеста. Он простой и хороший человек, в нем много добра. Об этом свидетельствую я - Ахтям Галиакберов из деревни Кубагушево Кубеляк-Телевской волости».

   Такую же бумагу написал на русском, только подписал так: «Александр Гулин из Белорецкого завода». Ну, и обращение соответствующее: «Люди русские, православные!»

   На случай встречи с представителями власти через верхнеуральского атамана Дмитрия Каширина, которому когда-то помог строительным лесом, выправил документ на имя Константина Гусакова, жителя Верхнеуральска, путешествующего по торговым делам.

   Отправлял Ахтям австрийского подданного на «дальнюю делянку для проведения подготовительных работ к лесозаготовкам» в первых числах сентября. А через неделю из заводской конторы ему прислали две бумаги. В одной содержалось предписание, требующее неукоснительного исполнения норм питания и обмундирования военнопленных, в другой извещалось о приезде в Белорецкий поселок делегации международного Красного Креста в составе австрийской сестры милосердия графини Стуберберг и сопровождающих лиц.

   Несколько месяцев назад Луиза Стуберберг, узнав о пленении своего возлюбленного, впала в состояние панического ужаса, но знающие люди ее успокоили, объяснив, что в плену безопаснее, чем в траншее. Потом можно через Красный Крест найти человека и, если не вызволить до окончания войны, то, по крайне мере, помочь посылками, письмами. Не может бойня продолжаться бесконечно. Говорят, и без того миллионы людей истребили. В общем надо просто набраться терпения и ждать.

   «Просто ждать» Луиза не могла. Она засыпала письмами на хорошей бумаге, пахнущей парижскими духами, с графскими вензелями, военные и благотворительные инстанции, заставила отца подключить все свои мыслимые и немыслимые связи. В конце концов, после многомесячных поисков след Клеменца Густава отыскался. В составе группы военнопленных он был вывезен в Оренбургскую губернию, в Верхнеуральский уезд для использования на Белорецких заводах в качестве рабочей силы.

   Получив информацию, Луиза стала немедленно собираться в дорогу.

   - Дорогая дочь, - хладнокровно ответил граф на слова о поездке в Россию, - я ценю твои чувства, восхищаюсь твоим решением, хотя не мешало бы прежде посоветоваться со мной. Пройдем в мой кабинет.

   Они поднялись по витой лестнице на второй этаж, граф подвел Луизу к большой карте.

   - Ты немного знаешь географию, дорогая. Вот Вена, где мы сейчас стоим в уютном кабинете, вот здесь Будапешт, Львов. Здесь, от Балтийского до Черного моря, проходит сплошная линия грязных загаженных траншей, в них сидят миллионы завшивленных, злых солдат. Как ты думаешь, они любят нас с тобой?

   Девушка внимательно слушала, всматривалась в лицо отца. Не перебивала.

   - Через линию фронта вас никто не пустит. Просто убьют. Даже если вам с какими -то парламентерами удастся попасть в Россию, вы попадете в нищую, обозленную страну, где каждый будет рад бросить ком грязи в мою чистую, прекрасную девочку, - молчание дочери граф принял за одобрение и с еще большим воодушевлением продолжал: - До Оренбурга в пять раз дальше, чем до Берлина. В пять раз! Путь не через нашу милую Европу, через ужасную Россию, где, как говорят сами русские, две проблемы: дураки и дороги. Ты хочешь пробираться без дорог среди дураков? Пусть даже доберешься. Ты думаешь, найдешь там Густава? Он в дремучей тайге, где невозможно найти человека. Я ценю твои чувства, дочь, но сделать ничего нельзя. Мы просто будем ждать, если ты настаиваешь, хотя можно составить другую, блестящую партию.

   - Милый папа, как много ты сказал лишних слов, придется и мне объяснить тебе все подробно. Я прекрасно знаю географию и Россию знаю, прости, пожалуйста, гораздо лучше тебя. Ты никогда не пытался научиться разговаривать с тещей на ее родном языке, а я, благодаря бабушке, свободно говорю по-русски, через нее и Клеменца узнала и полюбила эту необъятную страну. Там, папа, не одни дураки, кстати, так же как и у нас, и дороги там разные. Фронт мне не придется преодолевать в сапогах и каске. Есть миссия Красного Креста, сотрудники которой беспрепятственно ездят в Петербург и в любой город России, им разрешено проверять условия содержания военнопленных. Я давно состою в миссии и еду в Петербург с кузеном Сандерсом. Ты не бойся за меня и не обижайся. Я люблю Клеменца. Понимаешь? Люблю. «Просто ждать» мне советуют со всех сторон. Извини, папа, это не-воз- мож-но.

   После новых попыток отговорить дочь от безумной затеи граф сдался:

   - Благослови тебя Господь, дочка. Если бы мама была жива, она не отпустила бы тебя. Я не сумел. Буду ждать вас.

   Визит графини Стуберберг наделал немалый переполох среди губернского, уездного и заводского начальства. Красный Крест находился под покровительством Августейших особ, пленных же у нас содержали, хотя без излишней строгости, но очень далеко от европейских стандартов. Приезд иностранцев сулил выявление многочисленных нарушений с последующими оргвыводами.

   Луиза не вникала в тонкости правил содержания военнопленных, она рвалась в неведомый Белорецкий поселок, затерянный в уральских лесах. Когда позади остались тысячи верст, и в конторе завода Луиза увидела, наконец, родную фамилию, она нашла в себе силы сдержать эмоции. Сухо попросила показать группу, размещенную на кордоне под деревней Кубагушево, и, несмотря на уговоры отдохнуть после долгого пути, настояла на немедленном выезде из заводского поселка.

   К вечеру подъезжали к дому Ахтяма. Лесник был на месте, вышел из ворот, смотрел с угрюмым удивлением на три экипажа, один за другим подъехавших к палисаднику. Шагнул навстречу, изображая приветливость, и вдруг просветлел, по необъяснимому наитию поняв, что это светлое, воздушное создание в невиданной шляпке, пышном платье, прекрасной бабочкой порхнувшее из экипажа, не могло забраться сюда в горы, глухую тайгу просто по делам служебным.

   Улучив момент, с глазу на глаз, Ахтям рассказал Луизе об организации побега Клеменца.

   Вначале, узнав, что все ее усилия по отысканию жениха в России оказались напрасными, девушка пришла в отчаяние, но выслушав доводы лесника, успокоилась.

   - Зачем я сказала, что не стану ждать долго! Кто мог подумать, что эта сумасшедшая война так затянется. Если бы не моя глупость, сидел бы он сейчас здесь, рядышком, дождались бы вместе окончания войны. Можно было бы у вас жить, да?

   - Конечно, доченька, конечно, но только Аллах ведает, где истина. Не дали бы вам жить спокойно, не поверил бы никто в ваши добрые намерения. Война ведь между нашими странами, ничего тут не поделаешь. Кто знает, что ждет нас через год, что впереди. Говорят, что ни делается, все к лучшему. Так что не казните себя.

   В декабре 1917 года в Вене состоялась свадьба Луизы и Клеменца.

   В июле 1918 года все остальные военнопленные с ахтямовского кордона погибли в боях за Белорецкие заводы между белыми и красными.

 

   Склад оружия

   Летом 1919 года на восток от Волги красные успешно вели наступление против белых. 9 июня в Уфе 25-я дивизия В.И.Чапаева. Затем чапаевцы повернули к югу, а на белорецком направлении 24-я дивизия 5-й армии. Главные бои развернулись между Уфой и Челябинском, вдоль транссибирской железной дороги. Белорецк лежал в стороне, но через него шел путь в глубину казачьих районов Южного Урала, поэтому обстановка здесь была чрезвычайно сложной. Добавляли проблем национальные башкирские части, сражавшиеся то на стороне белых, то на стороне красных. К счастью для Белорецка белые за заводы не держались и покинули горы без особого сопротивления. Отход совершался наспех, беспорядочно, и в окрестностях осталось немало отрядов по разным причинам застрявших на Отнурке, Журболоте, Кухтурских рудниках и т.д.

   Первое время они надеялись на возвращение войск Колчака, жили грабежом населения. Никто их не трогал, у новой власти руки не доходили. Так прошло, наверное, с год. Власть окрепла, вооруженные люди, настроенные враждебно, стали мешать не только бытовой, но и хозяйственной жизни заводского поселка. Стали проводиться зачистки от бандитствующих отрядов. Во время очередной стычки в районе горы Малиновой один из таких осколков белой армии крепко прижали, и казакам ничего не оставалось делать, как бежать налегке через горы. Преследуемые решили расстаться с оружием, они еще сохраняли иллюзии на возможное возвращение и поэтому винтовки, шашки, гранаты, пулемет тщательно упаковали и спрятали.

   Налегке казаки ушли от преследования и растворились в Зауралье.

   Откуда белорецкие мальчишки узнали обо всем этом, неизвестно, однако после смутного времени, в середине двадцатых несколько подростков пытались найти грот, в котором по слухам зарыто или завалено камнями оружие. Поиски оказались безуспешными, история забылась, знавшие ее решили, что это просто выдумка.

   С тех пор прошло более полувека. Однажды к местному краеведу обратился незнакомый молодой человек, отрекомендовался внуком одного из казаков-дутовцев. Того, что был в том отряде и прятал в окрестностях Малиновки оружие. Примерно описал со слов дедушки место, где оно лежит под камнями, и попросил проводить на Малиновку.

   Разговор краеведу не понравился, ибо время было то еще, несанкционированные поиски могли привлечь внимание соответствующих органов. Он решил проинформировать кого надо, а юноше посоветовал приехать в следующий раз, предварительно позвонив. Видимо, внук бывшего дутовца сообразил, что не с того начал поиск оружейного клада и больше не появился.

   Случай с оружейным кладом, нашедший неожиданное подтверждение через многие десятилетия, в условиях тогдашнего смутного времени, конечно, далеко не единственный. На руках у населения осталась масса оружия с гражданской войны, потом мальчишки разжились легким вооружением нового поколения в период Великой Отечественной войны, когда на переплавку к белорецким печам доставляли эшелонами оружие всех видов в качестве металлолома. Были в пятидесятые годы в руках белорецких мальчишек действующие шмайсеры, карабины, ручные пулеметы. Может, и сейчас кое у кого лежат. Рассказывают, что в Тирлянских лесах был уникум, охотившийся на лосей до последнего времени с противотанковым ружьем. Умеют хранить тайны белоречане.

 

   Голод

   К смутному времени отнесем и годы после гражданской войны. Неопределенным и тревожным оно было во всех отношениях. Самым тяжелым был катастрофический недостаток продуктов питания в 1921-1922 годах.

   Сколько погибло заводчан, неизвестно. Сохранились следующие сведения. Хоронить не успевали, Только в печах кирпичного завода сожгли более трех тысяч погибших от голода. Упавших собирали на улицах. Специально построенная дополнительная печь не справлялась с «переработкой». Мертвых сваливали в одну яму, вырытую в районе горелого леса, весной туда залили керосин и подожгли.

   В Тамьян-Катайском кантоне (территория современных Абзелиловского, Белорецкого, Бурзянского, Учалинского районов) проживало в 1920 году 147 255 человек, голодающими из них официально признали 127 676 человек. Наибольшие потери население понесло в первой половине 1922 года, когда от голода умерло 30 746 жителей кантона.

   Потом подросла зелень, зрел хороший урожай, уцелевшие вздохнули с облегчением и надеждой. В июле умерло уже в девять раз меньше, чем в марте, когда скончалось 8 784 голодающих.

   Во второй половине 1922 года поступила и международная помощь. Из США от организации «Америкен Релиф Администрейшен» доставили сотни тысяч продовольственных пайков весом от четырех до девяти килограммов.

   Пайки от «АРА» выдавали на общественных работах: строили железную дорогу «Белорецк - Лапышта», заготавливали лес для заводов, ремонтировали оборудование. На эти цели из Златоуста в Белорецкий округ направили 25 750 пайков. В Белорецкий район из Уфы поступило еще 21 750 пайков, из которых 2 500 получили заводы Белорецка.

   За сухими цифрами столько страшных картин, что лучше и не знать бы о них, да история не из одних парадов состоит. Послушаем очевидца событий тех лет Д.Багаева, работавшего на разных должностях в управлении Тамьян-Катайского кантона. Он был образованным человеком и оставил уникальные свидетельства.

   «Люди в лесистой местности летом жили сравнительно сносно. В пищу шло следующее:

   1. Со стволов ильмы (башкирское название дерева) сдирали кору, сушили, перемалывали в муку и ели.

   2. Сушили липовые листья и перетирали вместе с желудями.

   3. Лучшим питательным продуктом считался корень этлек (башкирское название). В поисках этого корня люди перекопали все леса.

   4. Заменителем хлеба считалась лебеда, но из-за засухи ее тоже трудно было найти.

   5. Донные осадки на месте высохших озер - земляная мука. Большей частью привозили из Верхнеуральска.

   6. Первым продуктом считалась и желудевая мука.

   Все это в сентябре еще можно было найти. Зимой голод достиг страшной силы.

   ...5 января я поехал в деревню Ассы, чтобы осмотреть детский дом. В нем числилось 170 детей. К моему приезду никаких продуктов дети не ели три дня. Выглядели они страшно. Некоторые опухли и лежали при смерти, другие плакали. Я заметил, что несколько ребят что-то варят на плите, стал расспрашивать: «Что варите? Где взяли?» Они молчат. Тогда я достал кусок из казанка и посмотрел. Это была детская ручонка! Остальные куски тоже оказались человеческим мясом. Дети равнодушно объяснили, что едят третьего ребенка.

   «Что же есть, если ничего нет», - говорят. Они брали «сколько надо» со свалки, куда выбрасывали трупы умерших детей.

   ...Однажды сижу, работаю за столом. Входит Халил Хайбуллин в сопровождении своего двадцатичетырехлетнего родственника. Поведали они о таком происшествии. Парень ходил в горы Кыркты, чтобы накопать коренья. Задержавшись до темна, решил заночевать. Развел костер и стал готовить из кореньев ужин. На свет костра подошли четверо, один из них верхом. Двое с винтовками. Заставили парня собрать побольше дров и принялись готовить ужин. Прибывший верхом достал из мешка кусок говядины, котелок и стал варить мясо. Один из пеших достал из мешка женскую голову и принялся на огне палить ей волосы, другой достал человеческую ногу.

   Владелец коня говорит, зачем вы едите это, когда у меня есть говядина. В ответ посоветовали много не разговаривать, пока самого не зарезали и не съели.

   От последующего разговора у бывшего хозяина костра волосы встали дыбом.

   - Этого парня сегодня зарежем? - спрашивает один.

   - На сегодня еды хватит. Поведем пешком, чтобы мясо не таскать. Завтра к обеду зарежем, - говорит другой.

   Парня привязали к дереву. Сколько он ни умолял отпустить его, все было бесполезно.

   Насытившись, людоеды легли спать. Глубокой ночью тот, что приехал на коне, подошел к парню и стал его расспрашивать. Рассказал о себе: «Меня послали к ним из Караташа, но, оказывается, это уже не люди, а звери. Они при мне убили и съели десять человек. Я сейчас бегу от них. Бежим вместе».

   Он развязал парня и они скрылись, разойдясь в разные стороны».

 

   Острова спасения

   Речь о производственных делах в смутные годы уже шла, и все же в заключение этой, четвертой, самой сложной для автора и, наверное, для читателя главы, вернемся к ним еще раз. Вырисовывается вот какое, прямо-таки философское обобщение. Весь период революций и войн, как правило, подается в картинах политических и военных баталий, считается, что там происходит все самое важное. Чем живет население, каким образом питаются, обмундировываются, вооружаются миллионные армии, непонятно.

   Сформировалось такое представление, будто одна часть дееспособного населения в те смутные годы Зимний штурмовала, или, во всяком случае, здесь, в Башкортостане, с армией Блюхера в поход ушла. Другая часть, соответственно, Зимний защищала или, применительно к нашей местности, гналась за армией Блюхера и при этом именно догоняющую сторону подают, как терпящую жестокие поражения.

   Большей части граждан всегда наплевать на революции и политические конфликты, у большинства всегда одно желание - «лишь бы не было войны». В этой инстинктивной боязни социальных потрясений, в стремлении держаться до последней возможности за устоявшийся образ жизни кроется залог жизнеспособности общества. Как мы уже видели, 80 процентов рабочих металлургического завода, несмотря на мобилизации, остались на месте. Ушли молодые, мало зарабатывающие и потому, естественно, недовольные. На «Шишке» осталось меньше 65 процентов. Завод совсем юный, ему к тому времени всего-то четыре года исполнилось, соответственно, велика прослойка случайных людей, не прикипевших, не «вываренных» в производственном котле.

   Всячески уклонялись от участия в гражданском противостоянии служащие. В Белорецких заводах из 331 одного человека по штату на 1 января 1919 года на месте были 303, в Тирляне из 115 на месте - 105.

   Работающие, несмотря на все конфликты, неурядицы, на всегдашнее недовольство существующим положением, во все смутные времена смотрели на свое предприятие, как на остров спасения, дающий средства к жизни и дающий надежду на ее улучшение.

   Заводы трясло, лихорадило, порой они тяжело болели, но никогда не замирали окончательно. Кто-то витийствовал на митингах, сколачивал комитеты, боролся за власть, и все это тоже отражало определенные грани материальной жизни, и без этого тоже не получалось, ибо только социальные потрясения заставляли «верхи» повнимательнее вникать в реальные трудности «низов». Кто-то продолжал выполнять свое профессиональное дело, понимая, что при любой власти руда - она и в Африке руда.

   Интереснейшую работу продолжал именно в смутное время Геолого-разведочный отдел, созданный в самый неподходящий, 1917, год. Возглавил его инженер С.А.Куликовский, наметивший обширную и разнообразную программу исследований в Белорецкой, Тирлянской, Кагинской, Узянской и в прилегающих к ним дачах.

   Гужевой транспорт к концу 19 века не поспевал за ростом масштабов производства, все сложнее было доставлять необходимое количество руды от горы Магнитной. Одно дело, рынок времен Твердышева и совсем другое - времен Вогау. Решение проблемы просматривалось по двум направлениям: поиск новых месторождений в ближайших окрестностях и строительство железной дороги от Белорецка до Магнитной. Судя по подготовительным работам, и то, и другое было бы сделано в ближайшие пять-семь лет, не помешай революция 1917 года.

   Поиск месторождений в окрестных дачах, глубокое изучение горы Магнитной организованы были Вогау с 1908 года. Инженеры Брунс, Симон, горные инженеры В.В.Кисельников, А.П.Заварицкий вели кратковременные исследования до 1912 года. С 1914 года начались систематические горно-разведочные и геологические работы по определенному плану, положив начало полному обследованию всей площади заводских дач и ближайших казенных и башкирских лесов. Геологи вели поиск не только полезных ископаемых, необходимых заводам на текущий момент: бурые железные руды, доломит, кварц, огнеупорная глина и т.п., но и полезные ископаемые, которые могли вызвать к жизни новые отрасли промышленности. Искали марганец, хром, магнезит, асбест и другие руды.

   В конечном счете, необходимость заставила создать самостоятельный «Геологическо­разведочный» отдел, состоявший из горно-разведочного, геологического и маркшейдерско­чертежного бюро. Первое включало цехи поисковых работ, предварительной и детальной разведки, подготовительно-эксплуатационных работ. Второе бюро включало цех геологических полевых работ, геологический музей и метеорологическую станцию.

   Кроме решения чисто практических задач, организационное строение отдела предусматривало и научные, познавательные, воспитательные цели. В самом деле, автор идеи создания геологического музея имел в виду не только сбор и хранение геологического материала, но и наличие палеонтологической коллекции, горно-рудничного раздела, металлургического, горно-заводского, технологического и даже археологического, этнографического, архивно-исторического, картографического, сельскохозяйственного. Предусматривался сбор образцов флоры и фауны. Задумана была грандиозная работа, рассчитанная на многие годы. Наверняка зачинатель музея уже имел какие-то накопления материалов, и как жаль, что до нас дошел лишь перечень направлений его поисков.

   Впечатляет и создание метеорологической станции. Автор идеи обосновывает это самыми прагматическими соображениями, он говорит о том, что целый ряд многочисленных и разнообразных работ, производящихся в Округе, находится в прямой зависимости от климатических условий края: от количества выпавших осадков, распределении их по времени, от температурного режима и т.д.

   Вспомним караваны, садящиеся на мель из-за маловодья, обозы с рудой, попадавшие то в бураны, то в распутицу. «Влияние этих климатических факторов на успешность указанных работ, говорил в 1917 году неизвестный нам белорецкий инженер, выступают в столь значительной степени, что выражение их конкретными представлениями является прямо-таки необходимым».

   Летом 1917 года и была открыта первая метеорологическая станция Белорецкого округа.

   Поиски рудных месторождений приносили свои плоды, оборачиваясь весомой прибылью. Верхне-Аршинское месторождение открыли осенью 1914 года, и оно в среднем поставляло около 350 000 пудов железной (обожженной) руды за лето.

   Следом был открыт Средне-Аршинский рудник, производительностью до 400 000 пудов.

   Весь сезон 1917 года продолжались подготовительно-эксплуатационные работы на Тирлянском руднике, средняя производительность которого закладывалась на таком же уровне.

   В ближайшем будущем планировались исследования на новых рудоносных площадях под Тирляном и Николаевкой.

   Вновь открытые рудники вместе с действующим Нижне-Аршинским рудником ежегодно поставляли на Белорецкий завод 1 750 000 пудов бурой железной руды.

   Громадные запасы доломита и глины, четыре месторождения магнезита, столько же огнеупорной глины обнаружили геологи в исследуемых дачах. Были открытия и месторождений кварца, марганца, отмечены перспективные площади под поиск других полезных ископаемых.

   Специалисты Геологического отдела принимали активное участие и в подготовительных изысканиях к постройке железной дороги Белорецк - Магнитная.

   Учитывая несомненную пользу от деятельности Геологическо-Разведочного отдела, наметили основные направления работы на 1918-1919 годы. Главное внимание сосредотачивалось на создании условий по организации производства в Белорецке ферро­марганца, дальнейшего улучшения обеспечения завода близлежащей бурой рудой. Необходимо было обеспечить стабильную работу до пуска в эксплуатацию железной дороги к горе Магнитной. В числе первоочередных задач предусматривался и поиск новых месторождений железной руды в Узянской и Кагинской дачах. К этому времени Узянский завод действовал на пределе возможностей из-за выработки старых месторождений.

   В осуществлении обширных планов заведующему Геологическо-разведочным отделом Куликовскому помешала гражданская война.

 

   После гражданской

   Окончание гражданской войны в первые годы не принесло заметного облегчения, не внесло определенности и стабильности в жизнь завода.

   5 июля 1919 года в Белорецк вернулись красноармейцы, в Округе установили Советскую власть и приступили к налаживанию хозяйственной жизни. Чтобы подойти к уровню Вогау, понадобилось семь-восемь лет. Представим себе, насколько вперед ушло бы развитие Белорецкого завода, всего Округа за эти годы, не произойди революции и гражданской войны. Увы, сколько времени и сил человеческих потрачено только на достижение прежнего уровня. Кто виноват? Никто конкретно. «Виноват» уровень развития общества, персонифицированный в людях, управляющих государствами.

   В советских учебниках разъяснялось, что во всех трагедиях, бедах, конфликтах начала двадцатых годов виновата разруха, порожденная гражданской войной и иностранной интервенцией. Этой сказке мы верили и до сих пор повторяем стандартные фразы о восстановлении разрушенного хозяйства в первой половине двадцатых годов.

   Разруха, как чудесно сказал Михаил Булгаков устами своего героя профессора Преображенского, была не на предприятиях, а в головах. В самом деле, не было в гражданской войне авиационных соединений, не было танковых армад, которые могли стереть с лица земли не одну домну, а целые города. Не выводили из строя партизанские армии сотни километров железных дорог, не гвоздила артиллерия по осажденным городам, уничтожая сотни тысяч домов.

   Весь жилой фонд Белорецкого завода был целым, нетронутыми стояли домны и мартеновские печи, невредимыми оставались плотина и электростанции. Лежали в сохранности рельсы и шпалы узкой колеи от Белорецка до Запрудовки, в наличии были запасы сырья и топлива.

   Самое существенное, что потерял завод, так это лошадей, но и здесь не было катастрофической картины. Мне рассказывал отец, как его двое дядьев воевали в казачьих частях на фронтах мировой войны, потом один из них попал в Красную армию, другой - в Белую. Оба вернулись на конях, с которыми уходили по мобилизации. То есть даже массовые реквизиции лошадей - основы тогдашней хозяйственной жизни, не подрывали экономику. Их берегли, они оставались внутри общего экономического пространства, все перемещения происходили в пределах России. При всем при этом в отдельных хозяйствах, целых регионах, там, где проходила масса войск, после окончания боевых действий года два- три безлошадность была одной из острейших проблем. Надо иметь в виду и то, что в 1922 году, спасаясь от голодной смерти, на мясо пустили и лошадей. Кормить их все равно было нечем.

   Как мы видели, в годы гражданской войны заводы работали, вели строительные и ремонтные работы. Хуже обстояло дело со сбытом и финансовой системой. Разрушению подверглась не материальная база, на время перестала действовать система заказов, оплаты и поставок готовой продукции. Оказалась разрушенной организационная сторона хозяйства.

   К власти пришли решительные и «твердокаменные» люди, профессиональные революционеры, но никак не профессиональные экономисты, финансисты, доменщики и мартеновцы. Плюс к этому, ко всем специалистам периода Вогау и к команде Вышнеградского царила классовая ненависть, в лучшем случае, классовое недоверие.

   Сверху поступила директива: все взять на учет и организовать контроль. Да ведь и учет должны вести профессионалы, партийные же порученцы первое время не были готовы и к таким организационным функциям. Хозяйственные распоряжения по Белорецкому округу отдавали члены Реввоенсовета 5-ой армии.

   Данные учета оказались таковы. Белорецкий металлургический завод временно остановлен на ремонт, в запасе 774 000 пудов чугуна, дров хватит на пять месяцев, есть заводской комитет и профсоюз, насчитывающий до двух тысяч человек. По всей вероятности, самым существенным авторам составления бланка учетного листка представлялось состояние культурно-просветительной работы. Оценка ей дана неудовлетворительная. Подбор книг не тот, большевистских газет в наличии нет.

   Лишь в конце, мимоходом, проверяющий отмечает: плохо дело с продовольствием и финансами.

   Примерно такой же анализ по Проволочно-гвоздарному заводу.

   «Беда, когда пироги печет сапожник».

   Зато новая власть озаботилась вменить в обязанность администрации регулярные сообщения в военкомат и ГПУ о бывших офицерах Белой армии и специалистах, работающих со времен Вогау и Вышнеградского.

   В списках оказались бывшие командиры рот Белой армии В.А.Ададуров - весовщик мартеновского цеха, С.П.Бушуев - помощник заведующего цехом, подпоручик М.Г.Соколов - чертежник, воентехник В.Е.Хлесткин - тоже чертежник и т.д.

   По бывшим красноармейцам тоже списки. Здесь главная графа о причине увольнения из армии. Чернорабочий Н.М.Хлесткин прибыл по ранению, счетоводы В.С.Загребин и В.А.Булавин по болезни, В.П.Ададуров по демобилизации.

   На заводах проводили военное всеобщее обучение, создали коммунистический полк во главе с военкомом Федором Сызранкиным, создавали части особого назначения (ЧОН).

   По предыдущим страницам читатель представляет, что в лесах действительно хватало разной публики. Были случаи гибели белоречан, отправлявшихся в деревни на поиск продуктов. Убили В.Индейкина, И.Душина, Г.Мишакова. Пришлось заводчанам принимать участие в рейдах по окрестным лесам, совершать марши на значительные расстояния от поселка. Все это вносило тревогу в повседневную жизнь, затягивало период неопределенности и смуты.

   На заводах вхождение в нормальный ритм работы шло с трудом, производительность вышла по стране на уровень довоенного к 1925 году, когда наметились контуры нового типа экономической системы, основанной на полной ликвидации самостоятельности предприятия, на попытках детальной регламентации планового хозяйства. За пять лет после гражданской войны удалось подготовить некоторое количество специалистов из «низов», появился опыт руководства в верхнем эшелоне.

   Приходя в себя после особенно бурных событий 1917-1919 годов, после лютого голодного 1922 года, люди с трудом обретали надежду на нормальную жизнь.

   Заметным событием, оставившим на удивление глубокий след в памяти белоречан, был приезд в декабре 1923 года в заводской поселок председателя Всероссийского Центрального исполнительного комитета М.И.Калинина. Выступал он перед заводчанами 3 декабря в цехе Проволочно-гвоздарного завода, осмотрел другие цехи.

   Поездка его носила, выражаясь на современном политическом жаргоне, чисто популистский характер. Большевистской власти надо было подать некий символический знак измученной, больной, раздерганной, нищей стране, показать, что не зря затевалась революция, не зря скинули династию Романовых. Надо было попытаться убедить крестьянскую державу, что не напрасно лупили мужики друг друга несколько лет, что не зря громила новая власть кронштадских матросов, тамбовских крестьян, уничтожала казаков. Надо было дать какую-то надежду на нормальную жизнь, приоткрыть дверь в некую сказочную страну под названием «социализм».

   Массовых средств информации и пропаганды тогда не было, потому изобрели способ общения с народом под названием «Агитпоезд». С таким поездом и путешествовал один из руководителей Советского государства М.И.Калинин, заглянувший на сутки в Белорецкий завод и посетивший село Серменево.

   В память об этом событии кому-то из партийных функционеров пришла в голову идея назвать комбинат именем Михаила Ивановича, к чему, как мы видели, не было никаких особых оснований, кроме желания покрасоваться в лучах имени заметного человека.

   Калинин был, конечно, человеком достаточно неординарным, коль сумел подняться на верх советской пирамиды, однако ничем себя не проявил, исполняя роль послушного Зицпредседателя, строго следовавшего указаниям диктатора. Народу ничем не запомнился, кроме бессильно-доброго командного лица и козлиной бородки.

   Имя М.И.Калинина тихо, само собой ушло из названия комбината на рубеже тысячелетий, и никто этого не заметил.

Зеркало Белорецкого пруда. Авт. А.Егоров. 2004 г.